Красногубая гостья - [62]
В заключение отметим, что в финале новеллы Тургенева сохранено указание на Эллис как вампира; вместе с тем, присутствует и амбивалентность, усиливающая эффект «ужасного», «таинственного» и «необъяснимого»:
«Что такое Эллис в самом деле? Привидение, скитающаяся душа, злой дух, сильфида, вампир, наконец?»
Похоже, здесь Тургенев прямо цитирует Кто же он? Н. Мельгунова:
«Кто же этот Вашиадан? — злой дух, привидение, вампир, Мефистофель или все вместе?»
В создании этой эффектной неясности, туманной зыбкости, наряду со смутными установками самого автора[60], решающую роль сыграло упомянутое выше письмо Достоевского, заметившего: «Если что в “Призраках” и можно бы покритиковать, так это то, что они не совсем вполне фантастичны. Еще бы больше надо. Тогда бы смелости больше было. У Вас являющееся существо объяснено как упырь. По-моему бы не надо этого объяснения». В конечном итоге Тургенев исключил из рукописи фрагмент с более конкретными указаниями на вампирическую природу Эллис:
«— Ревность! — воскликнул я. — Но что значит твоя любовь? — И притом ты меня обманула: ты хотела предсказать мне мою судьбу.
— Я сказала: может быть.
— Разве это не от тебя зависит? Ты мне не отвечаешь? Это несносно! И я опять-таки повторяю: как можешь ты, без тела, без крови, любить меня?
— У тебя есть кровь, — промолвила моя спутница, и мне показалось, что она улыбнулась.
Сердце во мне ёкнуло. Рассказы об упырях, о вампирах пришли мне на ум. “Неужели я во власти подобного существа?..”».
