«Красное и коричневое» и другие пьесы - [25]
П о л и ц е й с к и й. Это не имеет значения. Счастливого пути!
Оба выходят. Свет в камере не гаснет. Освещается камера наверху, где была Ева Рильке, и камера, где был когда-то Ван дер Люббе. Обе камеры переполнены з а к л ю ч е н н ы м и, которые стучат по прутьям решеток. По лестнице быстро сходит г р у п п а п о л и ц е й с к и х. Навстречу поднимается другая группа. Полицейские вдруг куда-то исчезают. Нет света только в центральном помещении. Д и м и т р о в в сопровождении п о л и ц е й с к о г о с о ш р а м о м и еще одного п о л и ц е й с к о г о выходят на просцениум… «Рот фронт! Рот фронт! Рот фронт!» — слышатся голоса. С другой стороны навстречу Димитрову выходят Д и л ь с и Г е л е р. Свет везде гаснет. Освещенной остается только группа на просцениуме.
Д и л ь с. Господин Димитров, через час самолет вылетает в Москву. Ваши друзья побеспокоились о вас неплохо.
Д и м и т р о в. В этом я не сомневался. (Кашляет.)
Д и л ь с. Видимо, вы немного простудились? Зима. Я тоже страдаю ревматизмом. Надеюсь, наш врач хорошо вас обслуживал.
Д и м и т р о в. Рекомендую его вам, господин министерский советник.
Д и л ь с. А я рекомендую вам уважать правду своих противников.
Д и м и т р о в. Одежда голой правды слишком дорога. Поэтому вы одели ложь в скромную рабочую одежду в расчете, что ее примут хотя бы за полуправду. Но полуправда — самая страшная ложь.
Д и л ь с. Я постараюсь запомнить ваши слова… Мы с господином Гелером лично проводим вас до аэродрома Темпельгоф. У вас есть какие-либо пожелания?
Д и м и т р о в. Передайте германскому народу мой самый горячий привет, а вашему правительству — мое глубочайшее презрение.
Г е л е р. Господин Димитров, будем надеяться, что после освобождения вы будете объективны и не станете рассказывать о Германии разные небылицы.
Д и м и т р о в. Конечно, буду объективным. Как был объективным на Лейпцигском процессе. Надеюсь возвратиться в Германию, но уже в качестве гостя германского рабоче-крестьянского правительства.
Г е л е р. Пока я жив, этого здесь не будет.
Д и м и т р о в. Кто знает, господин Гелер, сколько вам осталось жить.
Д и л ь с. О, господин Гелер будет жить долго.
Входит запыхавшийся п о л и ц е й с к и й.
П о л и ц е й с к и й. Господин советник… Господин Гелер, фрейлейн Рихтгофен застрелилась у вас в кабинете!
Г е л е р. Позовите врача!
Д и м и т р о в. Господин Гелер, поднимитесь к себе в кабинет!
Г е л е р. Не ваше дело, Димитров.
Д и м и т р о в. Но это бесчеловечно и несправедливо.
Д и л ь с. Несправедливость нужна, чтобы люди знали, что такое справедливость.
Д и м и т р о в. Тогда нужно вас расстрелять, чтобы люди знали, кого не надо расстреливать.
Д и л ь с Вы слишком жаждете гибели немецкой нации, Димитров.
Д и м и т р о в. Ошибаетесь. Я люблю Германию. Она — один из очагов человеческой цивилизации. Ни одна нация не может погубить другую. Я где-то читал, что нация только сама может погубить себя… Но в Германии есть настоящие немцы…
Д и л ь с. Вы неисправимы, Димитров.
Д и м и т р о в. Зато, к счастью, этот мир вполне исправим. До свидания, господин министерский советник!
Группа медленно уходит. Появляется только Ч т е ц в к р а с н о м.
Освещается вся сцена. Она пуста.
Ч т е ц в к р а с н о м. Двадцать седьмое февраля тысяча девятьсот тридцать четвертого года… Потом будет война. Сорок миллионов убитых. Потом конголезские дети пойдут в школу… Люди пошлют человека к звездам… Люди заразят бактериями дельты больших рек… Люди убьют президента… Люди спасут тонущий траулер в нейтральных водах… Нейтральных вод нет. Есть красные и коричневые воды… Красное и коричневое. Два цвета времени.
Затемнение.
Мир тесен
Перевод Л. Лихачевой
Д о н С и л ь в е с т р В ы л ч а н о в.
Я н а — его дочь.
А н г е л — его брат.
М а к к а в е й.
И в а н — его сын.
Д о к т о р Т о м а Т о м о в.
А н т о н и о.
П у т н и к.
Н е р в н ы й в ш а р ф е.
М о л ч а л и в ы й с о ш р а м о м.
А р т е л ь щ и к.
С м е ш л и в ы й.
П о м е ш а н н ы й.
О п т и м и с т в к у р т к е.
М е ч т а т е л ь.
Э м и г р а н т ы.
Поводом для создания этой пьесы послужили письма из Аргентины болгарских эмигрантов. Действие происходит в Санта-Фе, портовом городе у устья Параны.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Постоялый двор «Балканико» болгарина дона Сильвестра Вылчанова, довольно прилично обставленный. Расположен он недалеко от пристани и посещается в основном живущими в городе болгарскими эмигрантами и грузчиками, дожидающимися здесь прихода судов. Утро. В зале всего четыре человека. М о л ч а л и в ы й с о ш р а м о м и А н т о н и о пьют за одним из угловых столиков. За стойкой д о н С и л ь в е с т р. Один из передних столиков занят П у т н и к о м, который что-то пишет, склонившись над блокнотом. Перед ним стакан тростниковой водки. Я н а, дочь дона Сильвестра, прислонилась к стене и не сводит с Путника глаз. Чувствуя ее взгляд, тот время от времени поднимает голову. Антонио под гитару напевает какую-то бродяжью песню.
П у т н и к. Вам что-нибудь нужно?
Я н а. Нет, ничего. Как вас зовут?
П у т н и к. Иван.