Красная звезда юга - [20]

Четверо мужчин, совершенно незнакомых, и более или менее пьяных, наблюдали за приземлением «утенка».

Бишоп выключил контакты. Никто из мужчин не был побрит. Никто из них не носил одежды похожей на одежду авиатора. У него было впечатление, что он смотрит в зеркало и видит, каким он был все эти годы.

Симон Гуарес, массивный, с босыми ногами, огромным торсом, обливаясь потом, стоял и ждал, пока Бишоп откроет дверцу самолета.

— Но ведь это сеньор Бишоп, хвала Господу! — воскликнул он. — Будьте как дома, добро пожаловать! Я слышал о вашей смерти, мой бедный. Мне сказали, что вас расстреляли в одной маленькой дыре, именуемой Коралио.

Бишоп спрыгнул на землю.

— Как видите, всегда преувеличивают. Я везу группу, которая осматривает рудники. Сможете ли вы разместить четырех человек и смогу ли я воспользоваться вашей мастерской?

— На какое время?

— Восемь дней. Может быть, дольше. Мне нужно перебрать моторы.

Гуарес казался очень довольным.

— Сколько вам нужно комнат?

— Четыре. Трое мужчин и одна женщина.

Гуарес потер себе руки.

— Отлично.

Бишоп помог Кредо и дону Диего спуститься. Никто из присутствующих не обратил на них внимания, но когда он взял Кончиту в свои объятия, чтобы перенести ее на дорожку, возгласы восхищения вырвались из всех глоток.

На этой лужайке посередине джунглей было так же жарко, как в его камере. Пот стекал по щекам и подбородку. Он положил руку на рукоятку револьвера: даже металл был влажным. Гуарес недаром был босой: он отлично приспособился к жаре.

— Мы поговорим о ремонте самолета завтра утром. Вы, должно быть, голодны и устали.

Он повел их через «кантита» с низким потолком и длинной стойкой бара по узкому коридору, в который выходило несколько бамбуковых дверей маленьких комнат.

Бишоп выбрал для Кончиты комнату в глубине коридора, а для себя — возле нее. Дон Диего и Кредо поместились невдалеке от бара. Старик очень устал. Обстановка комнаты оставила его равнодушным. Кредо был раздражен, но ничего не говорил. Он выместил раздражение на полировке своего черепа одним из шелковых платков, с которыми не расставался.

Обед был подан в баре маленькой индианкой с босыми ногами, заменившей ту, которую знал Бишоп. Судя по фамильярности, которую себе позволяли посетители бара, все они пользовались услугами служанки.

Все были голодны и ели с аппетитом, запивая еду местным вином.

Покончив с обедом, дон Диего выкурил на террасе сигару и отправился спать. Кредо вскоре последовал его примеру. Очень скоро после этого Кончита заявила, что и она не может больше держать глаза открытыми.

Бишоп смотрел, как она уходит, и чувствовал себя опечаленным. Эта девушка была для него никем, но мысль, что она может принадлежать такому человеку, как Кредо, причиняла ему боль. Он надеялся, что она направится сразу в свою комнату. Но даже, если бы это было не так, он ничего не мог поделать. Он был лишь пилотом, хорошо оплачиваемым извозчиком.

Бишоп закурил еще одну сигарету и стал пускать дым в темноту ночи. Чем больше он думал, тем больше эта авантюра интересовала его. Как сказал Мигуэль, их было двенадцать, когда они приехали на север. Четверо из них были убиты по дороге. А теперь, со всеми их сокровищами, вместо того, чтобы лететь на север и быть там в безопасности, Кредо рисковал, возвращаясь в Буэнос-Айрес, чтобы спасти еще одного человека и добычу.

Это плохо вязалось.

Ярко расцвеченная ящерица пробежала по ботинку Бишопа. На поляне было слышно стрекотание кузнечиков, голоса хищных зверей из тропического леса, который окружал их, бормотание реки и шум динамомашины, дающей свет и заставляющей работать моторы мастерской. Бишоп отогнал от своего лица кучу москитов и вошел в бар.

— Да, сеньор? — спросил Гуарес.

— Рома, сухого.

Гуарес наполнил стакан на три четверти.

— Я вижу, сеньор не изменил своих привычек.

Четверо мужчин, которых Бишоп видел при посадке, играли в карты за столом около стойки бара.

— Хотите составить компанию? — спросил один из них.

Бишоп отказался по двум причинам: у него не было ни гроша да и играть ему просто не хотелось. То, что у него не было денег, не остановило бы его. Он мог продать револьвер или положить на стол какую-нибудь деталь от «утенка из белой жести» или просто положиться на свое счастье. Разве отец Альварадо не сказал в его камере: «Сознательно или нет, вы старались извести себя. Вы пили, вы играли, вы старались убить в себе самое хорошее в течение десяти лет. В течение десяти лет вы старались убить себя»…

«Может быть, у меня появилась новая кожа», — подумал он. — Возможно, что я стал держаться за жизнь… но, нет… какая чушь! У меня нет ничего, ради чего стоило бы жить!».

Ни один мужчина не сделал попытки представиться. Никто не говорил, откуда он прибыл и куда едет. Никто не спросил его, кто он такой. В этом уединенном месте не было обыкновения спрашивать у людей удостоверения личности или представляться самому.

Бишоп прикончил ром и по узкому коридору пошел в свою комнату.

Дон Диего спал, громко храпя. Кредо не спал, но он был один. Прижав ухо к двери девушки, Бишоп услышал ровное дыхание Кончиты. Удостоверившись в этом, Бишоп вошел в комнату, снял брюки и бросился на кровать, даже не зажигая света. Ночь и девственный лес сомкнулись над ним. Он очень устал и пытался заснуть, но это не удавалось. Его мозг продолжал работать.