Красная таблетка. Посмотри правде в глаза! - [33]

Простоять в таком виде заключённым пришлось достаточно долго — надзиратели убирали их вещи, проводили осмотр камер, а также комментировали размеры представших на их обозрение гениталий.

Но даже если закрыть глаза на эти традиционные «мужские шутки», нужно признать, что запах власти и унижения сразу и до отказа заполнил всё пространство воображаемой стэндфордской тюрьмы.

Надзиратели придумывали издевательские правила, будили заключённых посреди ночи, устраивали досмотры, допросы и переклички. В качестве наказания за малейшее неповиновение они отбирали у заключённых матрасы и одеяла, сажали их в «карцер», лишали еды, заковывали в цепи и надевали на голову мешки.

Новым и новым унижениям не было числа, а изворотливости ума надзирателей можно было только позавидовать. При этом любые попытки заключённых проявить хоть какое-то недовольство приводили лишь к усилению жестокости и вспышкам немотивированной агрессии.

Заключённые страдали, испытывали приступы паники, плакали, просили о снисхождении и унижались. Уже на третий день эксперимента надзиратели требовали, чтобы заключённые обращались к ним не иначе как «Господин надзиратель». И узники «стэндфордской тюрьмы» это делали.

Незаметно для всех эта пустяшная, по сути, игра стала самой настоящей реальностью — жестокой и бесчеловечной.

Задумайтесь: речь не идёт о каких-то маньяках, убийцах, извращенцах, отбросах общества и т. д. и т. п. Мы говорим о совершенно нормальных, обычных студентах престижного вуза, которых просто поставили в определённые обстоятельства.

И этого оказалось вполне достаточно, чтобы они превратились в тех самых маньяков и в те самые отбросы!

Впрочем, когда я думаю об эксперименте Зимбардо, меня больше всего поражает другой факт. Заключённые, понятно, находились в тюрьме постоянно, а вот надзиратели «работали» посменно — по восемь часов в день.

То есть каждый божий день они после такой вот своей «смены» возвращались домой и — как ни в чём не бывало — исполняли роли милых и добропорядочных граждан: любящих сыновей, обходительных любовников, подающих надежды студентов…[15]

У вас это укладывается в голове?

А теперь представьте, что на месте этих студентов могли оказаться вы. Заметили бы вы то самое объявление на стене и позвонили бы в офис Зимбардо… Вы думаете, что никогда бы не превратились в таких отморозков? Уверен, что вы так и думаете.

Но не для того научная психология ставит свои эксперименты, чтобы мы посмотрели на какой-то загадочный — другой — вид людей. Она ставит их для того, чтобы мы посмотрелись в зеркало. То, что случилось со студентами в эксперименте Зимбардо, — это то, что случилось бы с каждым из нас.

Эту правду трудно принять, я понимаю. Но это важно. Отложите книгу и просто подумайте об этом: то, каким вы себя знаете, — это лишь следствие вполне определённых внешних обстоятельств. Если они существенно изменятся, вы, вероятно, уже не сможете себя узнать.

И поведение «заключённых» в эксперименте Зимбардо — лучшее тому подтверждение. Невозможно понять, почему они-то оставались в этой «тюрьме»? Никто не вправе был их удерживать там против их воли. Отказавшись, они в худшем случае недополучили бы какие-то деньги (причём многим, как выяснилось, они были и не так уж нужны).

Этот вопрос до сих пор остаётся без ответа. Есть версии исследователей и объяснения самих испытуемых, а мы с вами можем только строить догадки.

Но чего все они стоят, если действительная реальность такова, что никто из «заключённых» не затребовал своего освобождения? Никто. Все продолжали играть в эту игру, осознавая при этом безумие собственного положения[16].

Эффект Люцифера

Незаметно для самих себя даже создатели эксперимента — учёные-психологи — поддались его гипнозу.

Спустя 36 лет, уже имея за плечами выдающуюся карьеру и экспертный опыт работы в тюрьме Абу-Грейб (после известных случаев пыток заключённых), Филип Зимбардо написал книгу «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев». Книгу, полную раскаяния.

«Негативная власть, которой я обладал, — пишет Зимбардо, вспоминая своё поведение в “стэндфордской тюрьме”, — ослепила меня, она не позволила мне увидеть разрушительное влияние Системы, которую я создал и поддерживал. Участники эксперимента были совсем зелёными юношами, почти без жизненного опыта. А я был опытным исследователем, зрелым взрослым человеком. Но я постепенно превращался в Символ тюремной власти. Я ходил и говорил, как он. Окружающие относились ко мне так, будто бы я был им. И я им стал. Я стал именно таким символом власти, к которым я питал отвращение всю свою жизнь, — надменным, авторитарным “боссом”. Я стал его воплощением. Я мог успокоить свою совесть — ведь в качестве хорошего и доброго суперинтенданта я старался удерживать слишком рьяных охранников от физического насилия. Но это лишь содействовало тому, что охранники изобретали всё новые и новые методы изощрённого психологического насилия над бедными заключёнными».

Многие слышали об этом чудовищном эксперименте, но немногие знают, что остановило тогда учёных. Ведь если бы этого не произошло уже на первой неделе эксперимента, то ещё неизвестно, чем бы всё это закончилось. А дело было так…