Красная смерть - [9]

– Он просматривает ваше дело, – сообщила мне жирная брюнетка.

Я сел на стул с прямой спинкой, как будто нарочно сделанный для того, чтобы на нем было неудобно сидеть. Нижняя часть спинки выступала вперед, и мне пришлось сидеть сгорбившись. У меня перед глазами секретарша втирала в руки лосьон. Она поморщилась, оценивающе разглядывая свои ладони, затем еще раз поморщилась, когда увидела сквозь растопыренные пальцы, что я за ней наблюдаю.

Интересно, подумалось мне, стала бы она заниматься своим туалетом в присутствии белого налогоплательщика.

– Роулинз? – услышал я оклик, прозвучавший по-военному.

Я поднял голову и увидел высокого белого в светло-синем костюме. Неплохо сложен, однако большие руки как-то вяло свисают по бокам. Каштановые волосы, маленькие карие глазки. Гладко выбрит, хотя на подбородке, видимо, постоянно проступает синева. Несмотря на аккуратную одежду, инспектор Лоуренс казался каким-то неопрятным взъерошенным. Я несколько секунд разглядывал его. Густые брови и темные круги под глазами придавали ему жалкий вид, абсолютно не соответствующий его положению.

Я умею оценивать людей с первого взгляда. Могу как бы заглянуть в их личную жизнь. Похоже, у Лоуренса не все в порядке дома. Может быть, изменяет жена, а может быть, болен ребенок. Но я тотчас же отбросил свои предположения. Еще ни разу я не встречал чиновника, для которого личная жизнь имела бы первостепенное значение.

– Инспектор Лоуренс? – спросил я.

– Ступайте за мной, – сказал он с каким-то нелепым кивком, отвернулся, стараясь не встречаться со мной глазами, и пошел по коридору.

Возможно, инспектор Лоуренс и был докой в налоговых делах, но ходить он так и не научился: его шатало из стороны в сторону.

Кабинет оказался очень маленьким, правда, с большим окном, в которое вплывало то же самое утреннее солнце, что и на Магнолия-стрит. Из мебели – металлический столик и такое же бюро. И еще книжный шкаф без книг и без бумаг. Ничего не лежало и на столе, кроме початого пакетика "сен-сена". И мне подумалось: постучи я костяшками пальцев по столу, звук отзовется гулкой пустотой, как барабан.

Лоуренс занял свое место за столом, а я уселся напротив. На таком же неудобном стуле, как в приемной.

Слева от меня на стене был пришпилен смятый листок бумаги с надписью большими красными буквами: "Я люблю тебя, папочка". Ребенок кричал о любви, клялся в любви. На подоконнике стояла фотография в оловянной рамке. Миниатюрная рыжеволосая женщина с большими испуганными глазами и маленький мальчик, пожалуй, ровесник Ламарка, над которыми нависал высокий и улыбающийся человек, который сидел сейчас передо мной.

– Милая семья, – сказал я.

– Спасибо, – пробормотал он. – Вы получили мое письмо и знаете, по какому поводу у меня возникла необходимость встретиться с вами. Я не нашел вашего адреса в нашем досье, хорошо, что удалось его разыскать в телефонном справочнике.

С тех пор я никогда не имел ничего общего с телефонным справочником.

– Напишите, пожалуйста, ваш нынешний адрес и номер телефона на этой карточке. А также ваш рабочий телефон, возможно, мне понадобится связаться с вами среди дня.

Он достал из ящика карточку и протянул мне. Я взял ее и положил на стол.

– У вас нет ручки? – спросил он.

Он достал из ящика коротенький карандаш без ластика, вручил его мне и подождал, пока я не изложил на бумаге всю необходимую ему информацию. Затем перечитал написанное мною два или три раза и спрятал карандаш и карточку в ящик.

Мне не хотелось начинать разговор. Я избрал позицию невиновного человека, а это самая трудная роль, когда имеешь дело с правительственным чиновником. И хуже всего, если ты действительно невиновен. Полиция и чиновники презирают невиновность, невиновные люди прямо-таки раздражают их.

Но я был виновен и сидел, считая про себя, поочередно прижимая пальцы ног к подошве ботинка. Счет замедлялся, когда дело доходило до средних пальцев, – я почти не ощущал их прикосновения к подошве.

Тем не менее я успел досчитать до шестидесяти четырех прежде, чем он наконец заговорил:

– Тебе грозят большие неприятности, сынок.

Это обращение вернуло меня во времена Южного Техаса до Второй мировой войны. В те дни, когда малейшая оплошность в словах могла иметь весьма серьезные последствия для чернокожего.

Но я улыбнулся так уверенно, как только смог:

– Наверно, здесь какая-то ошибка, мистер Лоуренс. У меня нет никакой недвижимости, кроме маленького домика, купленного в сорок шестом году.

– Это неправда. Мне известно из надежных источников, что за последние пять лет вы приобрели многоквартирные дома на Шестьдесят четвертой улице, Мак-Кинли-Драйв и Магнолия-стрит. Все они проданы городскими властями за неуплату налогов.

Даже не заглядывая в бумаги, он листал страницы моей жизни, будто она целиком умещалась в его памяти.

– Какие надежные источники вы имеете в виду?

– Откуда правительство получает информацию, тебя не касается, – сказал он. – По крайней мере до тех пор, пока дело не попадет в суд.

– Суд? Вы хотите сказать, предстоит судебный процесс?

– Уклонение от уплаты налогов считается уголовным преступлением. Ты имеешь представление, как сурово оно наказывается?