Красная Шапочка на Манхэттене - [11]
Обычно они беседовали очень тихо, почти шепотом. Секретничать с бабушкой Саре очень нравилось, она вообще обожала секреты.
— Бабушка, а в Морнингсайд-парке красиво?
— Как тебе сказать. Центральный парк лучше. Будь у меня побольше денег, я бы жила в южной части Центрального парка. Какие там дома!.. Сказать по правде, единственное преимущество нашего парка — мрачная слава, которую принес ему Вампир из Бронкса. А так — ничего особенного. Жаль, конечно, что его так запустили.
— Откуда ты знаешь?
— Что значит «откуда»? Я частенько там прогуливаюсь.
— Ты ходишь в этот парк?
— Конечно, хожу. Хотя куда больше мне хотелось бы прогуливаться по Центральному парку, да не пешком, а в карете, запряженной лошадьми. Но на безрыбье и рак рыба. Во всяком случае, у нас тоже можно подышать свежим воздухом, и никто тебе не мешает.
— И не страшно?
— А чего бояться? Это одно из самых безопасных мест во всем Манхэттене. Разве ты не видишь, какой он пустынный! Грабители и мошенники совсем не дураки — тебе это отлично известно по фильмам. Они не станут тратить время даром, подстерегая жертву в таком пустынном месте, где никто не ходит.
— А Вампира из Бронкса поймали?
— Нет. Во всяком случае, в газетах, которые я покупаю, ничего об этом не говорилось. Скорее всего, он на свободе. Он хитер как лиса. Сама не знаю почему, но мне он кажется красавцем и добрым малым. А тебе?
— Не знаю, — говорила Сара, немного смутившись. — Я его никак себе не представляю.
Миссис Аллен просто из себя выходила, когда замечала, что ее мать и Сара разговаривают о Вампире из Бронкса.
— Мама, не рассказывайте Саре страшных историй, — говорила она. — Она потом спать не будет.
— А зачем ей спать? Самая бестолковая трата времени. Кстати, что за газеты ты выбрасываешь вместе с мусором?
— Они и есть настоящий мусор, мама. Все эти старые газетенки про преступления и прочие глупости.
— Преступления вовсе не глупость, доченька. Дай-ка я сперва их просмотрю, вдруг мне захочется вырезать какую-нибудь заметку. Почему ты так любишь все выбрасывать? Каждый раз после твоей уборки по дому словно ураган прошел.
— А почему вы, мама, так любите хранить всякий хлам, устраивать настоящую помойку? Это кресло — разве можно терпеть его в доме? На следующей неделе обязательно вызову мастера, чтобы его обить.
— Об этом не может быть и речи, мне оно нравится именно таким. Очень хорошо, что оно немного дырявое. На нем следы моего тела. Это кресло — единственное, что у меня осталось.
— Сами виноваты. Давно бы переехали к нам в Бруклин.
Бабушку подобные разговоры выводили из себя.
— Не будь занудой, Вивиан. Давай оставим эту тему. И не зови меня на «вы», сколько раз можно повторять?
— Я уже пыталась, но никак не могу привыкнуть. Само собой получается. Папа, мир его праху, всегда говорил, что неуважительно обращаться к родителям на «ты».
— Ты меня все равно не уважаешь, хоть и обращаешься на «вы». Впрочем, мне все равно, уважаешь ты меня или нет. А твой папа, доченька, всегда отставал от моды.
Однажды в декабре в субботу вечером Сара и ее мать, как обычно, пришли к бабушке. Они позвонили в дверь, но им никто не открыл.
— Она иногда плохо слышит, — сказала миссис Аллен и вздохнула.
— Скорее всего, она пошла прогуляться, — сказала Сара. — Кроме того, сегодня мы приехали раньше.
— Куда она могла отправиться в такой холод? Подержи, пожалуйста, зонтик, я достану ключи.
Войдя в дом, они обнаружили только кота, мирно спавшего в бабушкином кресле.
Миссис Аллен очень разволновалась. В последнее время ее мать частенько прикладывалась к бутылке. Саре она этого, конечно же, не говорила. Она подумала, что бабушку следовало бы поискать в местных барах, где ее знали. И засобиралась обратно на улицу, даже не сняв пальто.
— Оставайся здесь, — сказала она Саре. — Если бабушка вернется раньше меня, приготовь ей чай и отрежь большой кусок торта. Надеюсь, тебе не будет страшно, если ты немного посидишь здесь одна.
— Нет, с какой стати, — ответила Сара.
— Ну, тогда до скорого. Надеюсь, мне не придется блуждать слишком долго. Если зазвонит телефон, возьми трубку.
— Хорошо, мама, я и сама бы догадалась.
— Не груби. Слышал бы это твой дедушка Айзек! Можешь немного подмести кухню.
— Договорились.
Но когда мать вышла, Сара и не подумала подметать кухню: она принялась прыгать но комнате и кричать: «Миранфу!», потому что впервые осталась одна в Морнингсайде и была в восторге. Теперь она могла представить — миранфу! — что это ее дом и что ее зовут Глория Стар.
В проигрывателе стоял диск. Она нажала кнопку и сделала звук погромче. Послышалась музыка.
Эта была та самая итальянская песенка, которую бабушка напевала в тот далекий вечер, сидя перед трюмо в зеленом платье. Больше Сара ни разу не слышала эту песню, но тут же узнала ее и пришла в неописуемый восторг:
Клауд открыл глаза. Выгнул спину, спрыгнул с кресла и принялся ходить вокруг Сары, громко мурлыча.
— Ты еще тогда не родился, Клауд. И в тот вечер тебя здесь не было. Поэтому ты не сможешь разделить со мной моих воспоминаний. Я — та самая Глория Стар, знаменитая певица Глория Стар.
