Красная пирамида - [3]

Ничего особенного. Хорошие словечки, чтобы скрыть страх перед чем-то ужасным.

После того случая я подумал, что лучше не задавать отцу подобных вопросов.

Фамилия деда и бабушки – Фауст. Они живут неподалеку от делового центра Кэнери-Уорф. Такси остановилось напротив их дома. Отец попросил водителя обождать.

Мы переходили улицу, когда отец вдруг застыл на месте. Он оглянулся назад.

– В чем дело? – спросил я.

Отец не ответил. Я тоже обернулся и увидел человека в длиннополом пальто. Он стоял, прислонившись к большому засохшему дереву. Человек был довольно грузным, с кожей цвета жареных кофейных зерен. Под расстегнутым пальто виднелся костюм в светлую полоску (пальто и костюм показались мне дорогими). Длинные волосы собраны в косичку, мягкая фетровая шляпа низко надвинута на лоб. Глаза были скрыты под круглыми темными очками. Он был чем-то похож на джазмена. Я так говорю потому, что отец часто брал меня на концерты, и я знаю, как одеваются многие джазовые музыканты. Глаз этого человека я не видел, но мне показалось, что он наблюдал за нами. Может, кто-то из старых друзей отца или его коллег-египтологов? Это меня не удивляло: отец встречал знакомых едва ли не в каждом городе. Странным было место. Почему этот человек стоял напротив дома, где жили дед, бабушка и Сейди? И вид у незнакомца был какой-то расстроенный.

– Картер, иди к дому, – велел мне отец.

– Но…

– Приведи Сейди. Я подожду вас в такси.

Сам он направился к человеку в длиннополом пальто. Мне оставалось одно из двух: последовать за отцом и посмотреть, к чему приведет их встреча, либо пойти за сестрой.

Я выбрал менее опасный вариант и пошел за Сейди.

Сейди уже ждала меня и открыла дверь раньше, чем я успел постучаться.

– Опять опоздал, – буркнула она.

На руках у нее сидела кошка Маффин – «прощальный подарок», сделанный отцом шесть лет назад. За эти годы Маффин ничуть не изменилась. Она была похожа на миниатюрного леопарда с пушистой желто-черной шерстью, настороженными желтыми глазами и остроконечными ушами, слишком большими для ее головы. На ошейнике висел серебряный египетский кулон. Кошка даже отдаленно не напоминала маленький кекс под названием маффин, но Сейди, давая ей имя, была еще маленькая. И вообще, искать логику в девчоночьих поступках…

С прошлого лета Сейди не особо изменилась.

[Ну вот, сейчас торчит рядом и сердито зыркает на меня. Чтобы не получить под ребро, буду, описывая ее внешность, думать над каждым словом.]

Вы бы ни за что не поверили, что она моя сестра. За шесть лет жизни в Англии она стала говорить как англичанка. И потом, внешностью она пошла в маму, а мама у нас была белая. Кожа Сейди гораздо светлее моей. И волосы у нее цвета карамели; до блондинки ей далеко, но она и не шатенка. Вдобавок ей нравится подкрашивать волосы разноцветными яркими прядями. На этот раз они были красными (хорошо, что только слева). И еще у нее синие глаза. Я не шучу. Синие, как были у нашей мамы. В свои двенадцать Сейди почти одного роста со мной, и меня это бесит. Ну вот, портрет готов.

В тот день Сейди, как всегда, двигала челюстями, жуя резинку. Приготовившись провести день с нами, она нарядилась в поношенные джинсы, кожаную куртку и тяжелые армейские ботинки. Похоже, собралась на концерт, где можно будет раздавить кого-нибудь из зрителей. На шее болтались наушники плеера. Понятно, если мы с отцом ей наскучим, благовоспитанная британская девочка заткнет себе уши.

[Надо же! Вытерпела и не въехала мне под ребра. Значит, согласна с таким портретом.]

– У нас рейс дважды откладывали, – сообщил я.

Сейди надула жвачку пузырем, потрепала кошку по голове и спустила с рук.

– Бабуль, я пошла! – крикнула она внутрь дома.

Оттуда донесся ответ бабушки Фауст. Слов я не расслышал, но, думаю, тоже что-нибудь традиционное вроде: «Не пускай их в дом».

Сейди закрыла дверь и уставилась на меня, как на дохлую мышь, принесенную Маффин.

– Ну что, снова? – спросила она.

– Ага, – ответил я.

– Тогда пошли, – вздохнула Сейди. – Продолжим родственное общение.

Вот такая у меня сестрица. Никаких тебе: «Привет! Как ты там провел эти полгода?» Никаких слов, что рада меня видеть. Но я не обижался. Когда видишься с родной сестрой дважды в год, привыкаешь относиться к ней как к дальней родственнице. Я считал, что у нас нет ничего общего, кроме родителей.

Мы спускались по ступенькам крыльца. От Сейди пахло жилищем стариков и жевательной резинкой. Я как раз думал об этом, когда она вдруг замерла. Еще немного, и я бы на нее налетел.

– Кто это там? – спросила Сейди.

Я почти забыл про толстяка в длиннополом пальто. Сейчас они с отцом стояли все под тем же высохшим деревом и, судя по всему, о чем-то здорово спорили. Отец находился к нам спиной. Но мне было достаточно видеть его жестикуляцию. Значит, его что-то взбудоражило. Человек в шляпе хмурился и качал головой.

– Черт побери, – пробормотал я. – Этот тип толкался здесь, когда мы подъехали.

– Вроде лицо знакомое, – сказала Сейди, пытаясь вспомнить. – Идем.

– Папа просил нас обождать в машине.

Мало ли что он просил! У Сейди был свой план. Она не стала переходить улицу. Прячась за стоявшими машинами, сестра прошла полквартала, пересекла улицу и спряталась за низкой каменной стеной. Теперь Сейди чуть ли не по-пластунски стала подползать к месту, где стояли отец с толстяком. Мне оставалось последовать ее примеру, хотя при этом я чувствовал себя довольно глупо.