Красная луна - [26]

— Эй, есть тут кто-нибудь?

Но никто не отзывается. Клэр долго вглядывается в темное окно. Драная занавеска колышется на ветру и гладит ее по лицу. Наконец девушка встает на шлакобетонный кирпич и, уцепившись здоровой рукой за подоконник, залезает внутрь. Под ногами хрустят пустые пивные банки. Наверное, какие-то подростки вломились сюда и устроили вечеринку. На обоях — кораблики, морские звезды и светлые прямоугольники в тех местах, где раньше висели картины. В стене кто-то пробил дырку. На полу валяется стул. На голом матрасе темнеют пятна — Клэр надеется, что от пива. Да, заснуть здесь будет непросто, но это лучше, чем, как раньше, ночевать в коровнике или под крыльцом, в кузове грузовика или заброшенном домике на колесах.

Из ванной доносится вонь. Там темно, но вполне можно различить перепачканный высохшими фекалиями унитаз. Зеркало разбито, и весь пол усеян его мерцающими осколками. Клэр закрывает дверь и снова обходит комнату, потом стряхивает с себя рюкзак. Теперь это ее новый дом, по крайней мере на какое-то время.

От Клэр пахнет Клэр. Так всегда папа говорил после долгого рабочего дня — поднимал руку, нюхал у себя под мышкой и заявлял: «Пахнет мной». Она каждый день умывается — в речках, в туалетах на заправках и в супермаркетах, — но одежда все равно лоснится. И еще окровавленное запястье. От повязки воняет как от застывшего жира на дне сковородки. Девушка наматывает поверх старого «гипса» все новые слои скотча, скрывая вылезающие края футболки под серебристой «митенкой». Ибупрофен уже закончился. И боль ослабла, но снова дает о себе знать каждый раз, когда Клэр задевает обо что-нибудь рукой.

Девушка привыкла обходиться одной рукой — ею она ест, завязывает шнурки, расстегивает джинсы. Вторая, бесполезная, засунута в карман куртки. Клэр старается сосредоточиться на папином письме, разгадать шифр, но после стольких неудачных попыток мозг отказывается фокусироваться. И она сидит, тупо уставившись в стену, и думает о том, как ей не хватает мобильника, вспоминает, как однажды сделала кормушку для птиц из старой высохшей тыквы, как в сентябре северный Висконсин накрыло холодным фронтом. Температура тогда стремительно упала. Они с родителями приехали на озеро Лун, выбрались на лед, пробурили дырки и уселись на раскладных стульях. А через совершенно прозрачный лед видно было желтых судаков и черных окуней, плавающих прямо у них под ногами.

Холод приближается, Клэр знает об этом. Лютый холод, от которого чернеют пальцы и стучат зубы. Метеорологи любят рассказывать о том, как в Фарго можно выплеснуть воду из стакана и она моментально застынет, как можно оставить на ночь банан на крыльце, а утром забивать им гвозди.

Здесь нельзя задерживаться надолго. Каждый день Клэр выбирается через окно из «Морского конька» и бродит по городу. И с каждым днем трава все больше буреет, а на деревьях остается все меньше листьев, пока наконец ветки не делаются совершенно голыми. Клэр купила черную вязаную шапочку, чтоб хоть как-то справиться с холодом. Девушка слоняется по окрестностям, обходя магазины, а ее ум точно так же бесцельно кружит вокруг загадочного письма. Часто она замедляет шаг, почти останавливается: пронзительный ветер словно не дает ей пройти, разворачивает обратно.

А что, если и правда вернуться домой? Что ждет ее там? Клэр воображает, как бродит по темным комнатам, дотрагивается до изрешеченных пулями стен, обходит высохшие на линолеуме лужи крови, открывает шкафы с одеждой, которую больше никто никогда не наденет, подносит к лицу подушку из родительской спальни, вдыхает родные запахи, находит их волосы, запутавшиеся в расческе.

Или нет. А вдруг папа с мамой живы? Только ранены. Может, то были предупредительные выстрелы, в потолок, и родителей лишь присыпало штукатуркой. Может, разыскать телефон-автомат, набрать номер службы спасения и сдаться? И тогда она увидит родителей, прямо завтра. Они встретятся в комнате, облицованной белым кафелем и освещенной лампами дневного света, будут со смехом обниматься, плакать от облегчения. Ведь все это наверняка ошибка, недоразумение. Они же ничего плохого не сделали. Во всяком случае, сама Клэр ничего плохого никому не сделала. Что, разве не так?

Есть еще один вариант — отправиться к бабушке. В дом престарелых «Сонная лощина». Высокому Человеку бабушка уж точно ни к чему, у нее ведь половина лица парализована, и слова она выговаривает с трудом. Они с Клэр не очень-то ладили, но все равно родня. Хоть какое-то утешение. Может, бабушка что-то знает. Клэр воображает, как старуха манит ее скрюченным пальцем и, склонившись в кресле-каталке, шепчет на ухо внучке страшную тайну.

Или лучше отправиться на юг, как те перелетные птицы, что выстраиваются косяками в небе. Ходить по пляжу босиком, наняться официанткой в ресторан под открытым небом, вокруг которого горят бамбуковые факелы. Или, может, свериться с гороскопом, подбросить монетку, сесть на заднюю скамью в церкви и помолиться? Клэр не доверяет самой себе, не смеет ни на что решиться, ее разум, как и небо над головой, укутали серые тучи, и из них падают похожие на капли дождя противоречивые мысли.