Красная лента - [170]

— Вы вернулись из Никарагуа, а Кэтрин забеременела, верно?

Роби слабо улыбнулся.

— Сара Бишоп, верно?

— Вы не так глупы, как кажетесь, детектив Миллер. Но здесь вы ошиблись.

— Сара Бишоп — ваша дочь, так ведь?

Роби покачал головой.

— Нет, — негромко возразил он. — Сара Бишоп не была нашей дочерью. Она была нашей совестью.

— Вашей совестью? Я не понимаю. Что вы имеете в виду?

— Манагуа, восемьдесят четвертый год. Я убил одного человека. Его звали Франсиско Сотело. Он был адвокатом. Мне сказали, что он передавал информацию сандинистам. Мне приказали убрать его и забрать кое-какую документацию. Я убил его, конечно, но в его кабинете документов не нашел. Тогда я поехал к нему домой. Я вломился туда и обыскал весь дом. Его жена застала меня.

— И вы ее тоже убили?

— Да. Ее я тоже убил. Но я не ожидал… Я не знал, что обнаружу там ребенка. Малышке было полтора месяца. Я нашел ее у них в спальне. Я только что убил ее родителей.

— Вы забрали девочку? Вы с Кэтрин забрали ребенка?

Роби улыбнулся.

— Да, мы забрали ее и привезли сюда. Мы нашли для нее семью.

Миллер начал понимать значение того, что они сделали.

— Значит, вы, Кэтрин и Дон Карвало решили рассказать миру о том, что произошло, но Джеймс Килларни и судья Торн…

— Мне сложно называть их иначе, как Дэннис Пауэрс и Лоуренс Мэттьюз.

— Но они все еще работали…

— Они все еще защищали мир от правды. Сара была нашим доказательством. Она была нашей совестью. Она была свидетельством того, что мы сделали в Никарагуа.

— Невероятно. Все это… Это слишком. Я не понимаю, как это что-то изменило. Этот кошмар… Это продолжалось столько лет, и пожалуйста… Люди погибли. Кэтрин мертва, Наташа Джойс мертва… Но что изменилось? И почему они просто не убили вас? Они могли убить вас, Кэтрин, Сару, и все.

— Я был слишком опасен, чтобы от меня можно было так легко избавиться. Между мной и Кэтрин… Они знали, что у нас есть информация, и понимали, что она попадет в газеты, в другие правительственные ведомства, если нас уберут. Нельзя было сделать так, чтобы мы просто исчезли. Мы не были простаками. — Роби помолчал, вздохнул и попытался улыбнуться. — Все эти годы я использовал то, чему меня научили, чтобы защититься. Черт, я даже в школе преподавал и написал несколько книг. Где-то я был Джоном Роби, где-то меня знали под другими именами. Я даже не могу вспомнить, сколько их у меня было, сколько разных жизней я прожил. Джон Роби и Майкл Маккалоу — это капля в море. — Он слегка нагнулся, словно что-то толкало его в спину. — Но когда мы вернулись, они начали угрожать Кэтрин. Она хотела уйти, но в нашем деле все не так просто. В то время они о Саре не знали, а мы никому не рассказывали. Нам нужно было принять решение по поводу ребенка. — Роби выпрямился и посмотрел на Миллера. — Мы должны были отдать ребенка в другую семью. И мы отдали ее. Мы поступили так, чтобы защитить Сару, чтобы убрать то, что они могли бы использовать против нас. Это было самым важным решением в нашей жизни, а когда она немного подросла, мы попросили Дона Карвало помочь нам. Он очень сблизился с девочкой. Он рассказывал нам, какая она. Я приходил сюда и смотрел, как она тренируется.

— И она не знала, кто вы такой?

Роби покачал головой.

— Она всегда знала, что она Сара Бишоп. Ей было полтора месяца, когда мы привезли ее в Штаты.

— А Кэтрин?

— Кэтрин видела ее. Иногда мы вместе приезжали сюда. Кэтрин оставалась в машине и смотрела, как девочку забирают родители. Она никогда с ней не разговаривала. Мы не могли открыть Саре правду. Это было очень рискованно. Люди, которые следили за мной, знали, что я прихожу на каток. Если бы Кэтрин пришла сюда со мной или встретилась с Сарой, это вряд ли выглядело бы как совпадение. Они бы моментально все поняли.

— Они не знали, что она дочь адвоката?

— Не знали. По крайней мере, мы так считали. Спустя много лет они решили, что между мной и Сарой существует связь, но они не знали, кто ее настоящие родители. Возможно, они даже считали, что это мы. Ее удочерение было неофициальным. Не было никаких записей. Но они понимали, что она мне небезразлична, что нужно просто начать ей угрожать.

— Так что изменилось? Что заставило вас и Дона Карвало пойти на это?

— Мы узнали, что Кэтрин умирает. Это все изменило, — ответил Роби. — Она не хотела умирать в приюте, не хотела провести последние месяцы жизни, дыша через трубки и мочась в утку. Она хотела вырваться, понимаете? Она хотела покончить с этой жизнью. Она хотела чувствовать, что сделала что-то хорошее, чтобы искупить свои грехи.

— Значит, она позволила вам убить ее?

Глаза Роби наполнились слезами.

— Вы даже не представляете, что значит убить любимую женщину… Держать ее в руках и знать, что ты ее убиваешь…

Миллер покачал головой.

— Не представляю, — тихо сказал он.

— А я представляю, — сказал Роби. — И мой отец представлял. Парадокс в том, что единственные две женщины, которых я любил в этой жизни, были убиты теми, кто любил их больше всего.

— Что? И ваш отец…

Роби не обратил внимания на восклицание Миллера.

— Любить кого-то настолько, чтобы быть в состоянии убить? Будьте благодарны судьбе, что вы не знаете, каково это, — тихо сказал он.