Красная камелия в снегу - [19]

Так что большой неожиданностью для Юли моя поездка быть не могла. Проблема для нее была не в том, что я уезжаю, а в том, куда я еду: она болезненно воспринимала мои командировки именно в Дальне-Покутино. Хотя прямо она ничего не говорила, я видел это по тому, как она отводит глаза и поджимает губы. Конечно, о причине я догадывался…

То же произошло и на этот раз. Едва я сказал, что завтра еду в Дальне-Покутино, Юля помрачнела и отвернулась.

— Надолго? — спросила она, глядя куда-то в область своего плеча.

— Ну, завтра к середине дня доберусь до места, ознакомлюсь с делом и постараюсь сразу же повидать подзащитного. Послезавтра с утра слушание. Думаю, за один день управятся. Правда, если придется писать кассационную жалобу…

— Понятно. А где ты будешь ночевать?

— Где всегда: в Доме колхозника или как его там. Жуткая дыра. С клопами.

Дальне-Покутино — обыкновенное село, которое при очередной административной перекройке сделали районным центром, не позаботившись о том, что ныне зовется солидным словом «инфраструктура». Попросту говоря, ни транспорта, ни гостиницы, ни ресторана, ни поликлиники, ни кинотеатра, ни… так далее. К тому же райцентр располагался в стороне от железной дороги, и попасть туда из N*** можно было только автобусом, который тащился по пыльным раздолбанным проселкам три с лишним часа. Я добрался до Дальне-Покутна примерно к полудню и тут же поспешил в районный суд.

Местная Фемида обитала в деревенской избе: зал заседаний в горнице, совещательная комната в закутке за печкой, канцелярия и архив в сенях. Во дворе в бывшем сарае помещалась юридическая консультация, состоящая из одного адвоката. Оттуда я и начал знакомство с делом.

Этим единственным адвокатом села Дальне-Покутино была Женя Лурье, наша сверстница, выпускница Харьковского юридического института. Так же как и я, она угодила по распределению в N***-скую областную коллегию адвокатов, и после стажировки ее отправили адвокатствовать в это самое Дальне-Покутино. (Мне удалось избежать подобной участи только потому, что я был женат, жена работала в N***, а гуманный советский закон не разрешал разлучать супругов.)

Женя встретила меня на пороге сарая-кабинета:

— A-а, опять тебя прислали… — В голосе ее мне послышалось разочарование.

— А кого бы ты хотела?

Вопрос был бестактный и даже жестокий: ведь я прекрасно понимал, как она тоскует здесь в одиночестве. И вообще, ей двадцать четыре года, а какие здесь мужчины?.. Да и у нас в коллегии преобладали старые и женатые… В этом смысле и нужно было понимать ее ответ:

— Да все равно, кого бы ни прислали. Значит, ты будешь защищать Сбитнева? Тогда поспеши в канцелярию, а то Нинка сейчас уйдет на обед, и кто ее знает — может, сегодня и не вернется.

Я застал Нинку в последнюю минуту, она уже закрывала свой офис в сенях. Недовольная, что задерживаю ее всякими пустяками, ворча и чертыхаясь, она выдала мне под расписку уголовное дело.

— Нина, ты сегодня вернешься?

— Не знаю, — буркнула она, запирая дверь на висячий замок. — Делов невпроворот.

Имелись в виду, разумеется, дела домашние, а не судебные.

Дело выглядело довольно нелепо, во всяком случае на первый взгляд. Мой подзащитный, городской парень по имени Виталий Сбитнев — уголовник-рецидивист по кличке Чума, имеющий к двадцати семи годам три судимости, — решил ограбить магазин в Дальне-Покутино. «Для сбора необходимой информации», говорилось в обвинительном заключении, Сбитнев «создал преступную организацию», то есть подыскал себе помощника из местных жителей. Им оказался семнадцатилетний школьник Вася Хохлаткин. И вот в ночь с 7 на 8 мая «банда Сбитнева — Хохлаткина, вооруженная плотницким молотком и охотничьим ножом», взломала двери магазина и похитила оттуда моток веревки, керосиновую лампу и спички. При этом Сбитнев зверски избил Хохлаткина, последний пришел домой окровавленный и все рассказал родителям.

Странная история. Зачем такой опытный вор, как Чума, полезет грабить жалкую сельскую лавочку, да еще свяжется с деревенским мальчишкой? Что-то здесь недосказано…

Прихватив уголовное дело (Нинка так и не появилась), я вышел из сеней во двор. Посреди просторного двора, на пороге своего кабинета-сарая сидела, расставив голые колени, Женя и кормила хлебными крошками рыжую курицу. Увидев меня, она натянула юбку на колени и подвинулась, освобождая место рядом с собой.

— Ну что? Как понравился детективный роман? — Она продолжала бросать крошки.

— Ничего не могу понять. «Вооруженная банда» похищает веревку и керосиновую лампу… Бред какой-то!

— Если бы это по крайней мере была лампа Алладина… — Женя засмеялась и повернулась ко мне. — Ты обратил внимание на дату, когда это произошло? В ночь на восьмое мая. Верно? А чем замечателен этот день? Ага, не знаешь. Это единственный день в году, когда в нашей лавочке продают водку — к празднику Победы. Разрешено райкомом. В течение этого святого дня сельпо продает тысячу двести литров водки, примерно по два литра на каждый двор. Никто не работает — все в очереди. А вечером и на следующий день все пьют. Хватает примерно на сутки, утром десятого мая похмеляются уже одеколоном.