Красная гора: Рассказы - [17]

А Лере хотелось крикнуть: «Посмотрите на меня! Это же мои песни! Она же сама об этом объявила! Это в меня она перевоплотилась, это меня она играла. Она ведь только подражала моей боли, моему страданию. Не верьте ей! У нее нет ничего своего, ничего! Посмотрите на меня!»

А певица думала, что стала она забывать слова и, похоже, этот концерт — последний, и то, что другие принимают за огонь ее души, на самом деле не огонь, а агония, что ей пятьдесят пять и напрасно этот старик, в который раз выползающий на сцену с букетом цветов, на что-то рассчитывает. И еще она думала о том, что все ее любят за песни, а Лера, единственная, просто так…

Теперь вы знаете о себе все

По субботам Лиза с мужем имели обыкновение ходить в театр. На этот раз они решили пойти в театр воображения. Они обошли уже все зрелища города и не были только на этом одном.

Их удивило, правда, что единственный актер, который вышел на сцену, был какой-то непримечательной внешности, да и говорил, к тому же, маловыразительно. Он представился Гришей и сообщил, что вовсе не актер, вернее, такой же актер, как все присутствующие, поскольку спектакль должен быть с участием зрителей и без зрителей попросту не состоится.

— Вы даже не представляете, — сказал он, — какие в каждом из вас скрыты способности к перевоплощению. Главное, что у нас в театре не играют, у нас в театре живут. Вот я одинокий путник, бреду по дороге. Единственное, что у меня есть — этот колокольчик. Сейчас я позвоню в колокольчик и крикну: «Кто откликнется на мой зов?», и тот из вас, кто готов откликнуться, кто готов прийти мне на помощь, должен вскочить со своего места и ответить: «Я готов».

Гриша тут же позвонил и крикнул:

— Кто откликнется на мой зов?

Зал молчал.

— Ну что ж, тогда спектакль закончен. Прошу всех расходиться, — заявил Гриша.

Лиза еще со школьной скамьи отличалась особой жалостливостью. Она жалела массовиков-затейников и всегда подыгрывала им, она жалела даже свою безумную учительницу химии, которой покорно позволяла бить себя линейкой по рукам. И вот теперь она, абсолютно не желая выходить на сцену, просто из жалости к Грише, из жалости к его неумению овладеть залом, вскочила и закричала:

— Я готова.

И еще трое зрителей, такие же, наверное, жалостливые, как и Лиза, повскакивали со своих мест. А может быть, ими двигала и не жалость, а что-то иное.

— Но имейте в виду, — предупредил их Гриша. — Теперь вы должны быть готовы на все. Готовы ли вы? Подумайте!

Лиза подумала, что раздеваться прилюдно ее вряд ли заставят, а на остальное она, так и быть, согласна, и ответила:

— Готова.

Остальные трое тоже утвердительно кивнули.

— Итак, что мы им поручим? — спросил публику Гриша, когда они вчетвером вышли на сцену.

— Спеть! Сплясать! — раздались нестройные голоса.

— Послушайте, — поморщился Гриша, — тут вам не детский сад, и мы не для этого собрались, и вы не для этого платили деньги за спектакль, между прочим, немалые. Мы играем в серьезные игры. Тут можно такое устроить, такую грандиозную мистерию закрутить, — глаза у Гриши вдохновенно блеснули.

Лизе стало как-то не по себе. «Все равно не разденусь!» — вздрогнула она. А вторая женщина, которая вслед за Лизой вышла на сцену, вдруг взвизгнув, убежала куда-то за кулисы.

— Эй! — раздался хриплый мужской голос. — Пусть девушка изобразит поцелуй Иуды.

— Поцелуй Иуды — прекрасное начало, прекрасное, — улыбнулся Гриша. — Итак, — обратился он к Лизе, — вы Иуда. Только не играйте, только не играйте. Вы действительно Иуда. Целуйте его, вот перед вами Христос! — взвыл Гриша, ткнув пальцем в лысого мужчину слева от Лизы.

Лысый мужчина смотрел на Лизу взглядом Христа. Лиза поняла, что больше всего на свете любит этого человека, и что час его пробил, и что она, Лиза, сейчас его убьет. Она подошла к нему, чувствуя, как все ее тело покрывается испариной, как дрожат ее руки и подкашиваются ноги, стала на цыпочки и поцеловала в лоб.

— Замечательно, — крикнул Гриша, — замечательно. Ну и какое ж будет наше следующее задание? — обратился он к залу.

— Пусть каждый из них покается перед нами в самом главном своем грехе! — крикнул женский голос.

— Отлично, — обрадовался Гриша, — отлично. Идите за сцену, и пусть каждый из вас вспомнит всю свою жизнь, обнаружит в ней самый большой свой грех, а потом выйдет сюда и поделится с нами. Десять минут на размышление. Очередность устанавливайте сами. А я пока займу публику.

За кулисами они бросили жребий, и Лизе выпало выходить последней. Как ни крути, ей вроде бы и каяться было не в чем. Она была верной женой, любящей матерью. С Игорем они всерьез стали встречаться на втором курсе института, а на четвертом поженились. Он как увидел ее впервые, так сразу и выдохнул: «Богородица!» Ей вообще-то многие говорили, что она похожа на богородицу. Говорили, наверное, из-за ее больших, широко распахнутых глаз, какие обычно изображают на иконах, и кроткого выражения лица. У нее сложились с мужем прекрасные отношения, и он, должно быть, даже не догадывался, что к постели она относится только как к супружеской обязанности и выполняет эту обязанность так же, как моет полы, подметает, готовит обед. Надо так надо. Беда была только в том, что временами Лиза чувствовала, как на нее накатывают волны нервозности, злости, агрессивности, и не понимала, откуда они берутся и как с ними бороться. В конце концов она занялась бегом по утрам и немного успокоилась. Правда, раньше ей хватало двадцати минут бега для того, чтобы прийти в норму, а теперь уже и часа было мало. В общем, если бы не эти странные приступы агрессивности и злости, каяться ей, собственно, было не в чем.