Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына - [23]

– И сколько будет продолжаться мое заточение?

– Посмотрим, как будут обстоять дела в ближайшую пару недель.

Мы сели на диваны друг напротив друга. Казалось, наказание действительно отрезвило Ника. Я спросил:

– Почему у тебя возникло желание попробовать травку? Не так давно сама идея что-то курить – даже сигареты, не говоря уж о марихуане, – вызывала у тебя отторжение. Вам с Томасом (я упомянул одного из его городских друзей) даже попадало за то, что вы выбрасывали сигареты его мамы.

– Не знаю.

Он взял красную ручку с кофейного столика и начал заштриховывать что-то на сегодняшней газете.

– Наверное, из любопытства.

Минуту спустя он произнес:

– В любом случае мне не понравилось. Это вызвало у меня какое-то ощущение… Не знаю. Странное, необычное.

Затем он добавил:

– Тебе не стоит беспокоиться. Я больше не стану пробовать.

– Как насчет других наркотиков? Пробовал еще что-нибудь?

Его недоуменный взгляд убедил меня в том, что он говорит правду.

– Я знаю, это было глупо, – сказал он, – но не совсем уж я дурак.

– А алкоголь? Ты случайно не начал выпивать?

Он некоторое время обдумывал ответ.

– Мы надрались. Один раз. Мы с Филиппом. Это было, когда мы ездили кататься на лыжах.

– На озеро Тахо?

Он кивнул.

Я припомнил те длинные выходные в середине зимы, перед рождением Джаспера. Мы разрешили Нику пригласить с собой Филиппа, его друга, который нам нравился, милого, легкого в общении мальчика маленького росточка, с волосами, падающими на лоб. Мы дружили с его родителями.

Мы приехали в горы вечером, прямо перед тем, как снежная буря отрезала все дороги. Утром сосны были обсыпаны снегом. Ник и раньше катался на лыжах, но на этот раз они с Филиппом решили попробовать себя в сноубординге. Будучи довольно опытным серфингистом, Ник думал, что переключиться будет нетрудно. «Вместо воды ты рассекаешь снег, – объяснял он. – И тут и там все дело в сохранении баланса и в силе тяжести». Может, оно и так, но большую часть времени он просто кувыркался по склону, пока наконец не разобрался, что к чему.

И теперь я спросил:

– Когда же вам удалось напиться? И где вы взяли спиртное?

Он сидел на диване, раскачиваясь взад-вперед.

– Однажды вечером вы с Карен пошли спать рано, – сказал он. – Мы сидели перед камином и смотрели телевизор. Потом нам стало скучно, мы решили поиграть в карты. Я пошел их искать и наткнулся на винный шкафчик. Мы взяли бокалы и налили всего понемногу, чтобы никто не заметил. Там были ром, бурбон, джин, саке, текила, вермут, виски, какая-то зеленая дрянь, крем из чего-то.

Он замолк, потом продолжил:

– Мы всё это выпили. Это было отвратительно, но нам хотелось посмотреть, что это такое – напиться в стельку.

Я помнил ту ночь. Мы с Карен проснулись, потому что услышали, как мальчишек рвет. Одновременно в двух ванных комнатах внизу. Мы пошли посмотреть, что случилось. Их тошнило всю ночь. Мы подумали, что они подхватили грипп.

Утром мы позвонили матери Филиппа. «Да, везде сейчас ходит грипп», – согласилась с нами она. Ребята плохо себя чувствовали и на следующий день, во время долгой поездки домой из Сьерры. Один раз мы не успели съехать на обочину, и Филиппа стошнило прямо через окно машины.

– Это был первый и последний раз. С тех пор я не прикасался к спиртному. Меня тошнит от одной мысли об этом.

Правдоподобность истории обезоруживала, но все равно она была как нож в спину. Меня в одинаковой степени возмущали и обман, и пьянка. И тем не менее я высоко ценил искренность Ника. Я подумал: «По крайней мере он говорит правду и признается в содеянном».

После короткого молчания он сказал:

– Если тебе будет легче, я ненавижу все это. Я не оправдываюсь, но…

И еще через минуту:

– Это трудно.

– Что трудно?

– Трудно. Не знаю. Все пьют. Все курят.

Я вспомнил его любимого Сэлинджера, слова Фрэнни: «Надоело, что у меня не хватает мужества стать просто никем».

В понедельник я позвонил учителю Ника и обо всем рассказал. Он пригласил меня и Карен встретиться после уроков. Оказавшись в пустой классной комнате, мы уселись за партами.

Учитель дал мне одну из папок с работами Ника – по математике, географии, литературе. Ник нарисовал на одной странице граффити шариковой ручкой: грудастая большеглазая девица, мужчины с ввалившимися глазами и угловатые инициалы. По стилю и содержанию эти рисунки резко контрастировали с выполненным мелом муралом, изображающим сцену из истории Средних веков, который занимал всю классную доску. На другой стене класса были прикреплены выразительные автопортреты учащихся. Я легко узнаю портрет Ника: рисунок сделан резкими штрихами и больше напоминал карикатуру, на нем – мальчик с безумной улыбкой и большими, широко распахнутыми глазами.

Учитель, с его редеющими разлетающимися рыжими волосами и крючковатым носом, напоминал Икабода Крейна. Согнувшись на маленьком стуле, он листал папку Ника. «Он прекрасно справляется с учебой. Уверен, вы это знаете. Он лидер в классе. Он втягивает в работу других детей – тех, кто бы не стал проявлять активность, – ему удается увлечь их и пробудить желание внести свою лепту в общую дискуссию».

– А что насчет марихуаны? – спросила Карен.