Красивые души - [86]

У Каору на висках выступил пот, хотя жарко не было. Он и не пытался вытереть испарину.

– Как ты думаешь, судьбу еще можно исправить? – спросил он.

– Все зависит от нее. И твоя судьба, и судьба страны, – с многозначительным видом произнес Ино.

Каору исподлобья посмотрел на него:

– В смысле?

– Что бы было с тобой, если бы не Фудзико? Пел бы ты таким голосом? Испытывал бы такие сильные эмоции?

– Нет. Наверняка я познал бы страшное падение.

– Скорей всего, стал бы заурядным бабником под стать своему прежнему голосу. Ты ведь развил в себе этот дар, от которого не только бабы, но и мужики теряют голову, только потому, что хотел быть любимым Фудзико. Разве не так?

– Так. Но мой голос, похоже, утратил всякий смысл, не успев выполнить свою изначальную цель.

– Как крейсер, который сделали только для того, чтобы он ушел под воду? Как красивая девочка, которую воспитали только для того, чтобы ее убили?

Каору рассеянно улыбнулся и вздохнул, а Ино добавил:

– Тебя нынешнего создала Фудзико. Она изменила тебя. Ты не можешь отрицать этого. Да и она, не встреть тебя, была бы, наверное, совсем другой. Ты изменил ее. Какое бы будущее она себе ни выбрала, на ее решение непременно повлияешь и ты. Я точно помню, несколько лет назад ты сказал мне в Венеции, что у ваших отношений с Фудзико нет конца.

– Да? Я и тебе это говорил?

– Тебе свойственно жить сиюминутными чувствами. Но даже если судьба предрешена, ее течение могут изменить только твои чувства. От тебя зависит, как ты распорядишься последним шансом, который я для тебя подготовил. Дай мне только одно обещание в награду за мои усилия.

– Хорошо, я пообещаю. Чего ты хочешь?

– Пообещай мне не раскаиваться.

Неожиданно к Каору вернулась его жизненная энергия.

7.6

Как они заранее договорились по телефону, Фудзико, посетив выставку Вермеера, села в поджидавший ее автомобиль. Водителю ничего не надо было говорить, он знал, куда ехать. Фудзико смотрела сквозь тонированное стекло на толпу у перекрестка, и ей было неуютно от того, что стремление укрыться от людских глаз уже вошло в привычку. Она пряталась от людей, но не хотела совсем отказываться от мира. Тем не менее она чувствовала, что все, до сих пор казавшееся ей близким, постепенно отдаляется от нее. Ослабевал даже ее интерес к внешнему миру… Может быть, от этого ей так не по себе, думала Фудзико.

Действительно, вот уже несколько месяцев она не любовалась вечерним небом, не смотрела на детей, играющих в парке. Она проводила жизнь в серых буднях, размышляя о том, как убить свои чувства. Как будто безликий мир без радостей и печалей окрасил ее в свои цвета. Не позволяя себе расслабиться, она постоянно пребывала в напряжении, словно обдумывала следующий ход в шахматной игре, где от каждого ее поступка, от каждого движения зависела судьба близких. Иногда она невольно вздыхала – в эти мгновения ей хотелось превратиться в ребенка, играющего на песке, или в старика, который любуется океаном.

Автомобиль остановился у южного входа в магазин, здесь было сравнительно мало людей. Водитель хотел было выйти и открыть дверь, но Фудзико остановила его, сказав:

– Большое вам спасибо, – открыла дверь сама и прошла в торговый зал на первом этаже. Она пришла на пять минут раньше назначенного времени, но откуда-то сбоку или сзади подошел мужчина с каталогом выставки в руке; похоже, он давно ее ждал.

– Я Ино. Пойдемте сюда, – прошептал он и повел ее к лестнице на подземный этаж Они прошли через продуктовый отдел, где смешивались запахи масла и свежей рыбы, к лифтам, ведущим на автомобильную стоянку. Убедившись, что рядом никого нет, Фудзико сказала:

– Я благодарна вам за проявленную заботу, – и поклонилась.

Ино смущенно улыбнулся:

– Я не сделал ничего особенного.

«Ничего особенного»… Эти обычные слова выражали суть встречи с Каору Фудзико видела в них двойной, тройной смысл, понятный только посвященным. Она еще раз посмотрела в лицо Ино. Организовать тайное свидание с избранницей наследного принца равносильно нарушению жесткого табу. И если Ино было об этом известно, то за его улыбкой скрывалась мысль: «Любящие нарушают запреты, в этом нет ничего особенного». Сейчас единственной мечтой Фудзико было забыть о табу и встретиться с тем, кого она хотела увидеть.

Дверь лифта закрылась, Ино сказал:

– Дайте мне, пожалуйста, ваше пальто. Те, кто следит за вами, издалека замечают его, одолжите его моей сестре. Она на часок превратится в вас и уведет шпиков в сторону императорского дворца. Передайте, пожалуйста, Каору: что бы ни случилось – срочное дело, пожар или землетрясение, он ни в коем случае не должен появляться около императорского дворца.

И тут Фудзико улыбнулась. Ино впервые видел ее улыбку, но, как ни странно, она показалась ему до боли знакомой. Долгое время Ино знал Фудзико, существовавшую в сознании друга, он передал отчаянную надежду Каору в письме к ней, а сейчас у него чуть не вырвалось: «Я так жалею, что не встретился с тобой, когда ты была в Нью-Йорке», как будто бы он сам был Каору.

Он помог ей снять пальто. Она спустила пальто с плеч, сняла правый рукав, переложила сумочку в правую руку, потом левый рукав – и все это время смотрела на Ино. На мгновение их глаза встретились. От смущения Ино затаил дыхание. В ее взгляде было достоинство и утонченность, какие редко встретишь в женщине младше тридцати. Он складывал пальто, его пальцы дрожали. Он не мог понять, откуда взялась эта дрожь.