Красивые души - [15]

– Наконец-то. Я уж думала, не встретимся.

– Меня не было дома, я только сейчас получил твою телеграмму.

– Что ж, мы хотя бы не разминулись.

– А ты не можешь остаться в Нью-Йорке еще на день?

– У меня всего полтора часа до поезда.

Времени оставалось слишком мало. Теперь он жалел, что потратил его на никчемные игры. Фудзико оплатила галстук, сказав, что это подарок отцу, и потом предложила Каору, чтобы он сводил ее в свое самое любимое место. Она была подкрашена тщательнее, чем тогда, в Бостоне, в ее позе сквозило кокетство, вероятно, адресованное кому-то. Каору не верилось, что этим «кем-то» мог быть он. Во взгляде Фудзико он прочел суровое осуждение, но, может быть, ему это только казалось из-за угрызений совести.

Холодный дождь хлестал по щекам. Они шли по Гринич-Виллидж, и Каору повел Фудзико в то самое первое кафе, куда он зашел, приехав в Нью-Йорк.

Они сели за столик друг против друга. Фудзико снова бросился в глаза изможденный вид Каору, и она спросила таким тоном, будто хотела утешить обиженного ребенка:

– Что случилось? У тебя такое грустное лицо.

Каору потупился и признался:

– Я проиграл в казино.

Его не отпускала мысль, что приятель, не сомневаясь ни минуты, поставил на кон свое ухо, а у него смелости не хватило. Энрике верил в свою удачу, хотя мог лишиться уха. И пусть он проиграл, его сила была в той страсти, с которой он отдавался игре.

– Мне не хватает мужества. Еще не начав игру, я уже боюсь проиграть. Поэтому проигрываю вдвойне.

Не скрывая замешательства, Фудзико пыталась найти ободряющие слова, но так и не смогла. Наступила тишина, им принесли кофе и яблочный пирог. Фудзико посмотрела на часы. Время свидания заканчивалось.

– Помнишь, когда мы встретились в прошлый раз, я сказал, что приехал из-за любви?

– Да, – ответила Фудзико, и Каору продолжил невозмутимым тоном, будто читал вслух меню:

– Та, кого я люблю, сейчас передо мной.

Он и сам удивился своей смелости. Стена, сдерживающая потоки слов, рухнула, и его чувства без всяких помех хлынули к любимой. Фудзико, вобрав в себя этот поток, сидела не мигая и не дыша. Каору, отдавшись порыву, вверил ей свое признание.

– Даже не знаю, как мне выразить то, что я сейчас чувствую. – Фудзико была смущена, но не опускала глаза, будто пыталась, глядя на Каору, определить, искренне ли его признание. – Времена Нэмуригаоки прошли. Мы стали взрослыми.

Хотя Фудзико и сказала «мы», она, похоже, не была уверена в своих словах и теперь пыталась найти в Каору признаки взрослости. Она пила кофе, наблюдая за ним.

– Если я тебе неприятен, так и скажи. Я не могу жить смутными надеждами.

Он безумно боялся, что она скажет «нет» его любви, и вел себя как жалкий попрошайка.

– Мне приятно, что ты меня любишь. Но я боюсь. Мне кажется, как только я полюблю тебя, ты куда-нибудь исчезнешь. Тебя нельзя оставлять без присмотра.

– Я никуда не исчезну. Только позволь быть рядом с тобой.

– Когда ты рядом со мной, мое сердце готово выпрыгнуть из груди.

– Тогда скажи, что хочешь, чтобы я был рядом с тобой. Скажи, что я нужен тебе.

Фудзико выдержала паузу, будто хотела охладить пыл Каору, приподняла брови и сказала, будто про себя:

– Я хочу, чтобы ты писал мне стихи. Хочу, чтобы ты пел для меня. Хочу, чтобы ты будоражил мои чувства.

– Если ты хочешь, я напишу сколько угодно стихов. Буду петь для тебя.

– Если ты выполнишь это обещание, ты проникнешь в самую глубину моего сердца. – Фудзико прошептала эти волшебные слова, но при этом посмотрела на часы и добавила холодно: – Каору, мне пора.

– Зачем ты думаешь о поезде? Мы же только что поняли, что нужны друг другу!

– Я бы проговорила с тобой всю ночь. Но не могу. Ну что, пойдем? Мне нужно на вокзал.

«Если она была искренней, почему она отказывается от меня? Или это пустые слова, произнесенные только для того, чтобы не разочаровывать меня сейчас? Может, ее желания расходятся с ее словами? А если существует какая-то причина, заставляющая ее вернуться, почему она не расскажет о ней? Если Фудзико хочется, чтобы я остановил ее, нужно придумать причину, которая сможет удержать ее здесь». Так и не разобравшись в хитросплетениях чувств Фудзико, Каору проводил ее на вокзал Пенн-стейшн. То ли признание Каору оказалось абсолютно неубедительным, то ли Фудзико видела в его любви лишь фантазию… Каору торопился продемонстрировать ей свой пыл, но туман любви, не имевшей реальных очертаний, вздохами рассеивался в пространстве. Любовь ускользала, ей не хватало осязаемости, плотности, ее нельзя было поймать рукой. Пока Каору соображал, что еще можно сделать, Фудзико заговорила.

– Пообещай мне, – сказала она в вагоне метро Каору, который, казалось, уже раскаивался в только что сказанном. Он был готов пообещать что угодно. – Пообещай всегда быть моим другом.

– Разве я могу когда-нибудь стать твоим врагом?

– Сейчас мы любим друг друга, но неизвестно, как сложатся наши отношения в будущем. Кто знает, вдруг наши интересы столкнутся? Но мы можем постараться навсегда сохранить дружбу. Даже если случай разведет нас по разные стороны баррикад, в нашей воле помогать и защищать друг друга. Ты веришь в это, Каору?