Красавица и чудовище - [2]

В Саппоро на Олимпийских играх 1972 года, где я впервые была в роли тренера олимпийской сборной, привезя пару — Ирину Черняеву, ныне маму чемпионки мира Марины Анисиной, и Василия Благова, Юра Овчинников 13 февраля, в день моего рождения, сказал: «Ты сама похожа на черепаху Тортиллу, вот тебе на память игрушечная», — и преподнес хорошенькую черепашку, в шапочке и с бусами на шее. Он не знал, что вместе с его подарком у меня дома теперь уже две черепахи. Впрочем, эта парочка дала возможность кому-то пустить слух, что Тарасова собирает черепах, да я и сама стала приглядываться к этим игрушкам и кое-что покупать. Но чаще мне их дарили. Спортсмены, родные, друзья. Сейчас в моей коллекции больше четырехсот черепах. Саша Зайцев привез мне с Кубы чучело настоящей черепахи, Марина Неелова нашла для меня стеклянную черепаху в Венеции, моя подруга Ира Возианова купила мне огромную черепаху-подушку в Милане. Большой вклад в коллекцию сделал мой муж, Владимир Крайнев, привозя черепах из всех своих гастролей. Потом черепах стали приносить и Володины друзья.

Они все разные. Бронзовые, золотые, позолоченные, серебряные (одну такую, очень красивую, мне подарили Торвилл и Дин), деревянные, матерчатые. Кстати, две огромные матерчатые черепахи-подушки мне в Лейк-Плэсиде преподнесли на день рождения Роднина и Бестемьянова.

Так и собралась из-за талисмана целая коллекция, может, именно в этом было его предназначение. Коллекция, которую я очень люблю и могу разглядывать, не отрываясь, часами. Я при этом отдыхаю. Правда, моя мама говорит: «Такое впечатление, что ты не с людьми работаешь, а в зоопарке. Все медали и кубки выставляют на полки, а ты черепах».

Ну и что ж. Я люблю их показывать, люблю ими хвастаться, и теперь все наши знакомые знают — Тарасова коллекционирует черепах.

Что же касается талисманов, то я, как и прежде, не придаю им большого значения, однако кожаная черепашка никогда не бывает забыта дома. На соревнованиях я ее ищу в кармане и сжимаю рукой, когда тяжело стоять или нервничаешь. Надо же что-нибудь сжимать! Сжимаю я ее, беднягу, поэтому она и рвется — от моего непосильного труда и нервоза.

Амулеты есть у многих тренеров: например, шапка у Чайковской. Впрочем, последние годы она ее не надевает, но, думаю, носит в сумке.

Когда мне предложили написать книгу о фигурном катании, о том, как я стала тренером, о моих учениках, я долго собиралась и наконец решилась. В первые месяцы работы над рукописью Виталий привез из Дюссельдорфа еще один экземпляр (на сей раз керамический) в черепашье собрание.

Лежит себе такая довольная, отдыхает.

Пусть она принесет удачу этой книге.

Стадион Юных пионеров

Нет места в Москве дороже и любимее. Здесь, я знаю, была нужна людям, здесь выучились мои ученики, здесь я провела большую часть своей жизни. Какое счастье — возвращаться из поездки на родной каток. Стадион Юных пионеров — это моя бывшая жизнь.

Иду я сейчас по нему, как шла тридцать лет назад, по Центральной аллее мимо бюста Ленина, но как изменился мой стадион! Слева от меня те же невысокие трибуны, но теперь на поле положен искусственный газон, а справа тянется длинное прозрачное здание крытого манежа для легкоатлетов и, наконец, глухой прямоугольник нашего крытого катка. Как изменился СЮП в 90-е годы, словами не описать — это надо видеть. Ленина нет, есть казино. Вместо кортов склады, на велотреке — база мороженщиков, конечно, обязательные салон по продаже автомобилей и магазин мебели, но и спортивная жизнь теплится, не умирает. Народу на СЮПе значительно поубавилось, но детей продолжают туда водить.

На СЮПе прошло мое детство. Кататься я начала в пять лет, но в детском парке имени Дзержинского, на катке, чуть побольше, чем две комнаты обычной квартиры, у Самсона Вульфовича Гляйзера и Ларисы Яковлевны Новожиловой. Но настоящий спорт — занятие по общефизической подготовке, хореографии, тренировки на льду — все это я узнала уже на стадионе Юных пионеров.

В те годы там было два катка. Один и тогда, тридцать пять лет назад, был закрытый, с искусственным льдом, но площадка значительно меньше нынешней, и право кататься на нем имели лишь лучшие спортсмены. Остальные занимались на открытом стадионе. К катку примыкала теплушка. В ней стояли старинные кресла, висело огромное зеркало в раме. Уроки хореографии проходили на другом конце стадиона, в перестроенной церкви, где на втором этаже тренировались гимнасты и акробаты, внизу расположился зал хореографии, с зеркалами и станком вдоль стены. Мотались мы и на трек, погонять на велосипеде.

На СЮПе всегда было шумно и многолюдно. Кто в волейбол играет, кто в баскетбол. Зимой каток на стадионе заливали не только для фигуристов, по краям были проложены дорожки для конькобежцев. С конькобежцами фигуристы дружили — они целый день на льду, и мы тоже. Иногда нам, совершенно незаслуженно, выпадали занятия на маленьком пятачке искусственного льда — они приходили как награды, и мы их не пропускали.

Ах, нет уже сейчас того, что было, — выходишь из теплушки, кружатся вокруг крупные хлопья снега, и ты идешь на лед такая гордая, на коньках в самодельных чехлах, на тебе свитер, который связала бабушка, папина мама Екатерина Харитоновна, идешь под музыку по синему снегу к площадке. Каждый вечер — праздник. Музыка грохотала до двенадцати ночи, из соседних домов жильцы писали жалобы, а нам все не хотелось расходиться по домам.