Крамнэгел - [91]

Карбайд почувствовал себя так, будто его ударили ножом в спину, а Крамнэгел мгновенно понял, что слова Армстронга предназначались ему. Он сразу же затих и перестал вырываться. Армстронг отпустил его.

— Ладно, Марв, пошли, — сказал Крамнэгел, глядя в землю.

— Желаю вам хорошо поужинать. Спокойной ночи, Эди! — выкрикнул Армстронг.

Когда Армстронг и Крамнэгел скрылись в темноте, Ал чуть не взорвался от приступа холодной ярости. Вены на висках вздулись так, что рельефно выделялись в тусклом свете уличного фонаря.

— Садись в машину, Ал, промокнешь, — позвала его Эди.

Ал отошел от машины на несколько шагов.

— Ты хочешь, чтобы я села за руль, милый?

Ал вернулся в машину, сел на свое место, взглянул на жену и ударил ее по голове. Теперь он уже снова полностью владел, собой.

— Что я такого сделала?! — взвизгнула Эди.

— Ничего особенного, но на кой ляд эта сволочь Армстронг приперся сюда сам, когда я приказал просто выслать дежурного… Нарочно приехал, разумеется. Далеко метит, мерзавец.

Эди улыбнулась сатанинской улыбкой.

— Вам, полицейским начальникам, вечно не везет ни с женами, ни с заместителями. Подумать только, сколько неприятностей у Барта из-за тебя… И из-за меня. Ей-богу, он заслуживает того, чтобы дать ему вздохнуть спокойно. Жены и заместители… Так трудно всегда от них отделываться…

Ал, в нарушение всех правил дорожного движения, развернул машину в обратную сторону, отчаянно нажимая на клаксон.

— Куда мы едем? — встревоженно спросила Эди.

— Домой. Я не хочу есть.

— Зато я хочу.

Но они поехали домой.

Тем временем в полицейской машине Армстронг рассказал Крамнэгелу все последние новости. Близились выборы в местные органы власти, и мэр Калогеро вновь выставил свою кандидатуру, хотя против него были выдвинуты обвинения в вымогательстве. И чем больше его имя связывали с подозрительными элементами, тем прочнее становились его политические позиции. Всевозможные бесстрашные журналисты, или, вернее, журналисты, которые писали так, как будто были бесстрашными, атаковали мафию, но никогда не называли имен, и каждое их выступление до такой степени дышало духом истинной демократии в действии, что не могло не рассеять сомнений читателей. Люди стали более тертыми, но оставались такими же легковерными, как всегда. Они больше не раскисали перед разряженным в пух политиканом, пощипывающим струны народных инструментов, или спустившимся на десять минут в неглубокую угольную шахту, или целующим детей, отчаянно пытающихся уклониться от этой чести. Но достаточно было подкупленному аналитику общественного мнения объявить, что в ходе избирательной кампании мэр оставил за флагом своих соперников, чтобы очень многие поверили этому, даже если отдельные личности и высказывались против. Поскольку подобных опросов проводилось пять или шесть, а выводы их не отличались друг от друга, очень трудно было сказать, кто состоит на содержании мафии, а кто — нет. На одних догадках, разумеется, далеко не уедешь, но Армстронг полагал, что организация, помпезно именуемая Институтом народного мнения, которая постоянно подчеркивала успехи мэра Калогеро, целиком и полностью существует за счет преступного мира. Одним из ее руководителей был Милт Роттердам.

— Ал не пытался перебить мафии хребет? — поинтересовался Крамнэгел.

— Если между нами, то Ал оказывает им всяческую помощь, — ответил Армстронг.

— Кто же тогда выдвинул обвинения в вымогательстве?

— Тут уж никуда нельзя было деться — до того все далеко зашло, что шила в мешке не утаишь. По-моему, эти ребята даже сами поощряют обвинения против себя — уверены, суд их всех обелит и оправдает.

— Ты что, смеешься?

— Нисколько. Все знают: мафия существует. Но никто не понимает, что она спокойно может выйти из зала суда чище чистого.

— Кто же судья?

— Уэйербэк.

— Ясно. До того ясно, что блевать хочется, — сказал Крамнэгел.

— Еще бы. И все же, знаешь, Барт, я никогда толком об этом не задумывался, пока не стал заместителем начальника полиции.

— В том-то и дело, Марв. Никто об этом не думает. — И он с чувством вины вспомнил о том обеде с Алом. Гнев снова охватил его. Лицемер проклятый, как Карбайд тогда распинался, что Город-де надо очистить от скверны! Крестоносец, да и только. А что он сделал, когда ему представилась возможность действовать? Отхватил себе кусок поганого пирога пожирнее, вот и все.

— Что же вы, черт вас возьми, собираетесь теперь делать со мной? — спросил Крамнэгел.

— А, пустая формальность, — вздохнул Армстронг. — Как ты сам понимаешь, не я все это затеял. Ал о твоем возвращении пронюхал дня два назад…

— Дня два назад? — встрепенулся Крамнэгел.

— Как же он мог узнать? Я ведь и до Города еще не добрался.

— Не знаю, — пожал плечами Армстронг. — Днем у него было совещание с мэром. Когда вышел оттуда, отвел меня в сторону и сказал, что-де Крамнэгел вернулся. Но больше ничего не говорил.

— И все?

— И все. Но он вроде очень был обеспокоен. У него ведь это всегда по венам видно.

— Да уж, эти чертовы вены.

Немного помявшись, Армстронг добавил, что, возвратись тогда к себе, в управление, Карбайд сразу же заказал разговор с Вашингтоном.

— Он, значит, решил сообщить англичанам, — сказал Крамнэгел. — Через госдепартамент или через ФБР. Думаешь, ему удалось? — осмелился спросить он.