Крах тирана - [37]

Муса-Гаджи взобрался на высокое дерево, чтобы увидеть, чем кончится эта погоня и не появится ли возможность осуществить свой план до конца. Но все обернулось не так, как он предполагал. Перепуганный сигнальщик забыл про свой рог и мчался во весь опор. Следом неслась самка леопарда, но рана не давала ей бежать так быстро, как она умела. Увидев эту картину, загонщики спустили собак. Леопардиха, тяжело дыша, остановилась, распорола брюхо первой же добежавшей до нее собаке и быстро скрылась в лесу.

Муса-Гаджи видел, как она отыскала своих котят и стала уводить их в горы, взбираясь по каменным уступам, недоступным для собак.

Ибрагим-хан так и не тронулся с места, не дождавшись нужного сигнала. И отсюда Мусе-Гаджи было его не достать. Окружив особу своего повелителя, ханская свита повернула к лагерю.

Муса-Гаджи спустился с дерева, забрал коней и отправился посмотреть, что случилось с рухнувшим в промоину каджаром. Тот все еще лежал там, опасаясь, что зверь где-то рядом, и боясь поднять голову.

Муса-Гаджи саблей смахнул с него валежник и сказал:

– Сними оружие и поднимайся.

Пораженный этим не меньше, чем нападением страшного зверя, воин отстегнул саблю, отпихнул ногой ружье и показал пустые руки.

– Что ты задумал? – спросил он, еще не веря, что осыпанный милостями хана горец заговорил теперь по-другому.

Наставив на него ружье, Муса-Гаджи вытащил пленного из ямы и велел сесть на землю.

– Измена! – догадался каджар, но сказал это тихо.

– Я никому не изменял, – ответил Муса-Гаджи. – А твой хан был и останется моим врагом.

– О благородный воин, – заговорил охотник, сообразив, что дела его плохи. – Пощади меня! Я дам тебе все, что имею!

И он начал выгребать из карманов серебряные монеты.

– Оставь это себе, – сказал Муса-Гаджи. – Унесешь с собой в могилу.

– Бери, бери все! – умолял охотник, доставая из потайных карманов еще и еще.

Среди того, что охотник бросал к ногам Мусе-Гаджи, были не только монеты, но и женские украшения. И вдруг Мусу-Гаджи будто что-то ударило. Среди блестящих серег и браслетов он заметил скромное кольцо. Муса-Гаджи поднял его и узнал в нем то, серебряное, с бирюзой, которое он сделал сам и которое подарил своей любимой Фирузе.

Муса-Гаджи выхватил кинжал и приставил его к горлу охотника:

– Где ты его взял?! – гневно вскричал Муса-Гаджи.

– Я… Когда делили добычу, – сбивчиво говорил пленный. – Юзбаши забрали золото, а нам оставили серебро.

Мусе-Гаджи хотелось убить грабителя, но тот мог знать хоть что-нибудь о Фирузе.

– Чье это кольцо? – тряс его за шиворот Муса-Гаджи. – Говори!

– Не знаю, мой господин, – оправдывался несчастный. – Я всего лишь охотник… Когда собрали пленных, там было много девушек…

– Что с ними случилось? – торопил Муса-Гаджи, водя кинжалом по горлу пленного.

– Клянусь жизнью, я не знаю, – говорил тот. – Я слышал, что девушек увезли продавать, а двух из них послали в подарок Надир-шаху.

У Мусы-Гаджи помутилось в глазах. Он опустил кинжал и отошел.

– Убирайся.

Но охотник не уходил. Он сложил перед Мусой-Гаджи свое оружие и сказал:

– Ты сохранил мне жизнь. Но я не хочу служить каджарам.

– Что? – не понял Муса-Гаджи. – Уходи, пока цел.

Охотник не трогался с места.

– Чего ты медлишь? – спросил Муса-Гаджи.

– Я – туркмен. Меня зовут Ширали, – отвечал охотник. – Надир-шах набросился на наши аулы, как его брат теперь нападает на ваши.

– Как же ты оказался в его войске?

– Шах пригрозил, что выселит всех наших людей, если они не дадут ему воинов, – говорил Ширали, – а девушек раздаст своим подручным.

– Надо было драться, а не дрожать за свою жизнь, – ответил Муса-Гаджи.

– Мы дрались. И не раз ходили на каджаров. Но потом шах привел столько войск, что от наших воинов почти никого не осталось. И еще… Они бы убили всю мою семью, если бы я не пошел в войско шаха. Племя, которое решило сопротивляться, они вырезали до последнего младенца. Я видел трупы этих несчастных, которые пожирали собаки. А головы их стариков торчали на копьях сарбазов. Земли их и воду шах сделал собственностью своей короны.

Но Мусе-Гаджи было не до чужих бед, здесь хватало и своих. Муса-Гаджи мучительно пытался понять: что ему теперь делать? Отправляться в Персию? Искать самого Надир-шаха? Это было безумием, однако Муса-Гаджи был готов и не на такое. Но что скажет Чупалав? Что скажут другие, если он бросит своих друзей перед сражением с Ибрагим-ханом и отправится неизвестно куда, хотя бы и из-за большой любви к Фирузе? Если бы она была где-то здесь, он бы не пожалел жизни, чтобы ее спасти, но теперь… Теперь нужно было покарать Ибрагим-хана, а затем уже думать, где искать Фирузу.

– Говорят, местные нападали на караваны с пленными. И многие смогли убежать, – припомнил Ширали.

– Смогли? – с надеждой переспросил Муса-Гаджи.

– И девушки убегали. Одна из них даже заколола известного воина из гвардии хана. У нее был такой маленький кинжал.

Мусе-Гаджи хотелось верить, что это была его Фируза. А тот кинжал он видел не раз. Она всегда держала его при себе на всякий случай и обрезала им нити, когда ткала ковер. Но такие кинжалы были и у других девушек Джара. Постоянная опасность диктовала свои правила.