Крах тирана - [116]

– Встань и склонись перед великим повелителем! – приказал ей Лала-баши.

Но девушка даже не пошевелилась.

Под недоуменным взглядом Надир-шаха Лала-баши бросился к Фирузе. Она спала с открытыми, слегка расширенными глазами. У постели ее лежала чаша, из которой она пила лимонную воду. Кувшин был наполовину пуст.

– Что с ней? – встревоженно спросил Надир-шах.

Лала-баши похолодел, поняв, что переборщил с сильнодействующим средством. Но взял себя в руки и ответил:

– Эта нежная роза была так взволнована, ожидая ваше величество, что на время лишилась чувств…

– С девушками это случается, – самодовольно сказал Надир-шах, поглаживая бороду. – Я подожду, пока она очнется.

Лала-баши прикрыл двери покоев и приставил к ним служанку, чтобы она сообщила, как только Фируза придет в себя.

Служанка поминутно заглядывала внутрь – не очнулась ли госпожа. Затем отпила немного лимонной воды из кувшина и устроилась на подушке за дверями покоев. Она прислушивалась к тишине в покоях госпожи и не могла понять, как можно было упустить такую удачу? Служанка знала, что даже наложницы порой становятся шахинями и султаншами, а их сыновья – наследными принцами.

Шах тем временем осматривал дворец, освещенный факелами и фонарями. Сен-Жермен показывал ему все, что успели построить, и рассказывал о том, как прекрасен будет дворец, когда они все закончат. Затем Надир-шах пожелал отдохнуть в хамаме, где стены уже были украшены чудесными росписями, из фонтанов лилась вода, а в бассейне плескалось несколько наложниц. Другие, облачившись по такому случаю в самые привлекательные наряды, наслаждались сладостями и наргиле – женскими кальянами. Они были прекрасны и даже слегка волновали шаха. Но он теперь думал о другой, о той, которая потеряла сознание от предчувствия великой милости, которую соизволил даровать ей властелин мира.

Убедившись, что все стихло, Муса-Гаджи кивнул Ширали, и они с трудом приподняли тяжелую плиту. Отваливее к стене, Муса-Гаджи выбрался наверх и огляделся. Двери были закрыты. Его Фируза лежала на постели без чувств.

– Фируза, – шепнул ей на ухо взволнованный Муса-Гаджи.

Но Фируза по-прежнему не отвечала.

– Что они с тобой сделали? – испуганно тормошил девушку Муса-Гаджи. – Очнись!

– Она дышит? – спросил Ширали.

Муса-Гаджи прислушался к едва ощутимому дыханию девушки.

– Она жива.

Ширали поднял с пола чашу, из которой пила Фируза, принюхался к исходившему от нее запаху, затем плеснул на ладонь и попробовал воду из кувшина.

– Тут что-то не так, – заключил он.

– Они ее отравили?

– Усыпили. Она нескоро проснется, – с видом знатока заявил Ширали. – Это даже хорошо. Не успеет испугаться.

– Меня? – не понял Муса-Гаджи.

– Того, что мы будем выносить ее через подкоп, похожий на могилу.

За дверью послышался шорох. Муса-Гаджи метнулся к стене и достал свой кинжал. Сквозь приоткрытую дверь он увидел спящую служанку, поправлявшую во сне свою парчовую подушку.

– Что там? – тихо спросил Ширали.

– Служанка. Она тоже спит, – ответил Муса-Гаджи.

– Пора уходить, – сказал Ширали.

Муса-Гаджи осторожно взял на руки Фирузу и начал спускаться в подкоп. Когда они скрылись, Ширали потрогал служанку за плечо. Та спала крепко. Тогда он втащил служанку в комнату, положил на постель и накрыл покрывалом.

– Жаль оставлять тебя, красавица, – вздохнул Ширали. – Может, еще увидимся.

И он скрылся под землей, осторожно опустив за собой плиту.

Теперь медлить было нельзя, и заранее купленные кони с притороченными к седлам саблями уже ждали своих седоков. Выбравшись наружу, Муса-Гаджи завернул все еще спящую Фирузу в бурку и положил ее поперек своего коня. Ширали запер землянку на ключ, вскочил на другого коня, и они двинулись вдоль северной стены. Следом шел слон, привычно следуя за своим хозяином. Они стремились поскорее выбраться из Дербента. Ближайшими воротами были Даш-капы, которые охранялись не так сильно, как другие, расположенные ближе к жилым кварталам и цитадели.

Пресытившись томными взорами наложниц, Надир-шах велел Лала-баши узнать, отчего так долго не выходит к нему та, ради которой он сюда прибыл.

– Должно быть, она уже проснулась и приводит себя в порядок, мой повелитель, – заверил Лала-баши и засеменил в гарем.

Не найдя на месте служанку, Лала-баши заподозрил неладное. Войдя в покои Фирузы, он сразу заметил некоторый беспорядок. Ковер был сдвинут, и край его был испачкан землей, а ведь до этого покои сияли чистотой. Охваченный тяжелыми предчувствиями, он осторожно откинул полог покрывала и к своему ужасу увидел вместо Фирузы ее служанку, которая мирно спала на постели госпожи вместо того, чтобы ждать у дверей.

– О я несчастный! – простонал Лала-баши, без сил опускаясь на постель. Все еще не веря в худшее, он сдернул с пола ковер и увидел, что плита явно была вынута, а затем возвращена на место.

– Измена! – завопил Лала-баши что было мочи. – Она исчезла!

Во дворце началась суматоха, по коридорам загрохотали сапоги стражников, заголосили перепуганные женщины. А плачущий от страха Лала-баши торопливо допивал то, что осталось в злосчастном кувшине с лимонной водой. Он знал, что часы его сочтены, и надеялся, что в бесчувственном состоянии умирать будет не так страшно.