Крах нацистской империи - [54]

В самом крайнем случае, по его мнению, король должен был укрыться в расположенном поблизости военном лагере у Хёвелте, чтобы избежать пленения. Но король согласился с министрами. Как утверждает свидетель, присутствовавший при этом, монарх спросил, «сражались ли солдаты достаточно долго», на что Приор ответил отрицательно[46].

Генерала Химера задержка обеспокоила. Он позвонил в штаб комбинированных операций, созданный в Гамбурге (датские власти не удосужились прервать телефонную связь с Германией), и, как он сам рассказывает, попросил несколько бомбардировщиков с ревом пронестись над Копенгагеном, «чтобы вынудить датчан принять» условия ультиматума. Переговоры велись шифром, и в люфтваффе решили, что он действительно просил бомбардировать столицу, и обещали сделать это незамедлительно — в конечном счете ошибка была исправлена. Генерал Химер говорит, что «бомбардировщики с ревом пронеслись над датской столицей и произвели соответствующее впечатление: правительство приняло германские требования».

Определенные затруднения возникли при поисках радиосредств, потребовавшихся, чтобы передать обращение к датским войскам о капитуляции правительства, поскольку местные радиостанции в столь ранний час еще не работали. Обращение было передано на датской волне с помощью передатчика, который привез с собой немецкий батальон, а генерал Химер предусмотрительно раздобыл грузовик, чтобы доставить радиостанцию в Цитадель.

В 2 часа дня генерал Химер в сопровождении немецкого посла Сесиля фон Ренте-Финка нанес визит королю Дании, который уже не был сувереном, но еще не осознавал этого. В немецких военных архивах сохранилась запись беседы Химера с королем:

«Во время аудиенции семидесятилетний король выглядел потрясенным, хотя внешне держался превосходно, сохраняя королевское достоинство… Король заявил, что он и его правительство сделают все возможное, чтобы сохранить мир и порядок в стране и устранить любые трения между датчанами и немецкими войсками. Он хотел избавить свою страну от дальнейших несчастий и бед.

Генерал Химер ответил: лично он очень сожалеет, что был вынужден явиться к королю с такой миссией, но он только выполняет долг солдата… Мы пришли сюда как друзья u m. д… Когда король спросил, может ли он держать при себе телохранителей, генерал Химер ответил… что фюрер наверняка позволит ему сохранить их возле себя. Он в этом не сомневался.

Король заметно приободрился, услышав это. В ходе аудиенции… он становился все более раскованным и в заключение обратился к генералу Химеру со следующими словами: „Генерал, могу я, как старый солдат, сказать вам кое-что? Как солдат солдату? Вы, немцы, опять совершили невероятное. Следует признать, это было проделано великолепно!“»

Около четырех лет, пока фортуна не отвернулась от нацистов, датский король и его народ, добродушный, цивилизованный и беззаботный, доставляли очень мало беспокойства немцам. Дания приобрела известность как «образцовый протекторат». Монарху, правительству, судам и даже парламенту и прессе завоеватели на первых порах предоставили на удивление большую свободу.

Их даже не беспокоили семь тысяч евреев, проживавших в Дании. Пока не беспокоили. Однако датчане, позднее других народов оказавшиеся под пятой немецких оккупантов, в конце концов поняли, что дальнейшее «лояльное сотрудничество», как это у них называлось, с тевтонскими тиранами, жестокость которых с каждым годом и с каждой неудачей на фронтах усиливалась, невозможно, если они хотят сохранить хоть малую толику чувства собственного достоинства и чести. Они стали понимать, что Германия в конечном счете может проиграть войну и что маленькая Дания не безнадежно обречена, как считалось вначале, находиться в вассальной зависимости от гитлеровского государства, построенного на принципах отвратительного «нового порядка». И началось сопротивление.

Норвежское сопротивление

В Норвегии сопротивление началось сразу, хотя, разумеется, не повсюду. В Нарвике, незамерзающем порту и конечном пункте железной дороги, по которой сюда доставлялась шведская руда для Германии, начальник местного гарнизона полковник Конрад Сундло, который, как мы убедились, являлся фанатичным последователем Квислинга, сдался немцам без единого выстрела. Местный начальник военно-морских сил был человеком иного склада. При появлении десяти немецких эсминцев у входа в длинный фьорд норвежский старый броненосец «Эйдсволд», один из двух находившихся в гавани, дал предупредительный выстрел и просигнализировал эсминцам, чтобы те сообщили, кто они и куда следуют. В ответ контрадмирал Фриц Бонте, командовавший немецкой флотилией, послал к норвежскому кораблю офицера на катере с требованием сдаться. Тогда же немцы прибегли к своему обычному вероломству, хотя немецкий морской офицер позднее приводил в свое оправдание довод, что на войне приказ превыше законов. Когда офицер на катере передал сигнал немецкому адмиралу, что норвежцы намерены оказать сопротивление, Бонте выждал, пока катер отойдет в сторону, и стремительно торпедировал «Эйдсволд». Тогда открыл огонь второй норвежский линкор — «Норге», но и с ним немцы разделались очень быстро. Триста норвежских моряков — экипажи двух кораблей — погибли. К 8 часам утра Нарвик уже был захвачен десятью немецкими эсминцами, проскочившими через грозный британский флот, и оккупирован двумя батальонами нацистских войск под командованием бригадного генерала Эдуарда Дитля, старого баварца, закадычного друга Гитлера со времен «пивного путча», которому еще предстояло проявить командирскую изобретательность и смелость, когда дела в Нарвике пошли туго.