Крах нацистской империи - [188]

Мы определяли, что люди мертвы, по прекращавшимся крикам. Потом мы выжидали примерно полчаса, прежде чем открыть двери камеры и выгрузить трупы. Затем солдаты отряда спецакций снимали кольца и другие драгоценности, вырывали изо рта умерших золотые коронки.

Другим усовершенствованием, сделанным нами, было строительство газовых камер с разовой пропускной способностью 2 тысячи человек, в то время как в десяти газовых камерах Треблинки можно было истреблять за один раз по 200 человек в каждой».

Затем Хесс объяснил, каким образом производился отбор жертв, предназначенных для газовых камер, поскольку не всех поступающих заключенных приканчивали сразу. Объяснялось это тем, что часть из них требовалась для работы на химических заводах «И. Г. Фарбен индустрии и на предприятиях Круппа. Там они работали до полного истощения, а затем подлежали „окончательному решению“.

„В Аушвице у нас было два врача-эсэсовца, которые обследовали поступающих эшелонами заключенных. Их заставляли проходить друг за другом в затылок мимо врачей, один из которых тут же решал, кто годен для работы. Отобранных отправляли в лагерь. Остальных немедленно направляли в газовые камеры. Детей младшего возраста неизменно уничтожали“.

Герр Хесс неустанно вносил усовершенствования в искусство массовых убийств.

„И еще одно усовершенствование, дававшее нам преимущество перед Треблинкой, состояло в том, что жертвы Треблинки почти всегда знали, что их ждет смерть, в то время как в Аушвице мы стремились их одурачить, внушая, что они будут подвергнуты дезинфекции, пройдут через „вошебойки“. Конечно, они нередко распознавали наши подлинные намерения, и тогда вспыхивали бунты, возникали осложнения. Зачастую женщины прятали своих детей под одеждой. И когда мы их обнаруживали, то тотчас же отправляли в газовые камеры.

От нас требовали проводить операции по уничтожению втайне, но отвратительная тошнотворная вонь от постоянно сжигаемых тел пропитала весь район, и жители окрестных селений, конечно, знали, что в Аушвице проводится массовое уничтожение людей“.

Хесс разъяснял, что иногда отбирали несколько пленных — очевидно, из числа русских военнопленных — и убивали их посредством инъекций бензина. „Наши врачи, — добавляет он, — имели приказ выписывать обычные свидетельства о смерти и указывать в них любую причину смерти“[200].

К откровенным описаниям Хесса можно добавить лаконичную и вместе с тем всеобъемлющую картину истребления людей и ликвидации трупов в Освенциме, нарисованную в показаниях оставшихся в живых узников и самих тюремщиков… Отбор, который определял, кто из евреев направляется на работы, а кто прямо в газовые камеры, происходил на железнодорожной станции, сразу после выгрузки заключенных из вагонов, в которых они ехали взаперти, без воды и пищи часто целую неделю, так как многие доставлялись из столь отдаленных мест, как Франция, Голландия, Греция. Хотя по прибытии и происходили душераздирающие сцены насильственного разлучения жен и мужей, детей и родителей, никто из узников, как свидетельствовал Хесс и подтверждали оставшиеся в живых, не подозревал, что их ждет впереди. Ведь некоторым из них вручали красивые открытки с видами Вальдзе, которые оставалось только подписать и отправить домой родственникам. Заранее напечатанный на открытке текст гласил:

„Мы тут хорошо устроились, получили работу, и с нами хорошо обращаются. Ждем вашего приезда“.

Сами по себе газовые камеры и примыкающие к ним крематории, если смотреть на них вблизи, отнюдь не производили зловещего впечатления. Было невозможно определить, каково предназначение этих зданий в действительности. Вокруг них были хорошо ухоженные газоны и цветочные клумбы. Надписи при входе гласили: „Бани“. Ничего не подозревавшие евреи считали, что их просто ведут в баню, чтобы избавить от вшей — распространенного явления во всех лагерях. И все это сопровождалось приятной музыкой!

Это была легкая музыка. Оркестр из молодых симпатичных девушек, одетых в белые блузки и темно-синие юбки, как вспоминал один из оставшихся в живых, был набран из узниц. Пока шел отбор кандидатов в газовые камеры, этот единственный в своем роде музыкальный ансамбль наигрывал бравурные мелодии из „Веселой вдовы“ и „Сказок Гофмана“. Ничего торжественного и мрачного из Бетховена. Похоронным маршем в Освенциме служили бодрые, веселые мелодии из венских и парижских оперетт.

Под эту музыку, вспоминая счастливые и более беззаботные времена, мужчины, женщины и дети направлялись в банные корпуса, где им предлагалось раздеться, перед тем как принять „душ“. Иногда даже выдавали полотенца. Оказавшись в „душевой“, они, пожалуй, впервые начинали подозревать, что здесь что-то не так. Помещение было набито людьми, как бочки селедкой, что не позволяло принять душ, при этом массивную дверь осторожно прикрывали, запирали на замок и герметизировали. Наверху, где ухоженные газоны и клумбы почти скрывали грибовидные конуса над вентиляционными трубами, сообщавшимися с газовыми камерами, стояли стражники, готовые в любой момент высыпать в них цианистый водород, или циклон В в виде кристаллов сине-фиолетового цвета. Первоначально это вещество вырабатывалось в качестве сильного дезинфицирующего средства. Как мы убедились, герр Хесс нашел для него новое применение, чем очень гордился.