Краденая победа - [15]

— А почему Он распоряжается нашим Миром, как заблагорассудится? — не смутился воин. — Он его купил? В кости выиграл?

Открыла рот девчонка-жена, и темесец не мог не признать — голос у нее что надо, будто серебряный колокольчик.

— Наш Мир сотворили Боги, и это правда, которой вы боитесь, — на лице засияла дерзкая улыбка. — Ну, жрец, возрази мне!

Да и сама она… Темесец скользил по ее фигуре откровенно оценивающим взглядом. Под взглядом Фанцетти юная женщина смутилась, пониже опустила край покрывала и спряталась за спину мужа.

— Только не залпом своих псов, — добавил муж. — Мушкеты подтвердят нашу правоту.

— Арестуйте их! — приказал Фанцетти.

— Не выдавайте единоверцев! — прозвучал дребезжащий голос жреца. Сейчас старик не напоминал себя самого минутой раньше. В глазах читались и ум, и воля — Пратап словно поделился со стариком молодостью и силой. — Если уступите, потеряете и свою землю, и свою веру, и свою честь!

Толпа, вначале растерявшаяся от наглости темесца, оправилась от изумления. К звездному небу поднимался возмущенный ропот, люди придвинулись на шаг, потом еще на шаг, и еще… Миг Фанцетти еще колебался, не стоит ли отступить. «Никогда темесец не отступит перед этими дикарями!» — решил он и скомандовал:

— Залпом, пли! — когда-то он был сержантом темесской армии, и умел выбрать момент лучше, чем особы сугубо духовные.

На барельефах заплясали отблески пламени, вырвавшегося из дул мушкетов. Ночную тишину и негромкие звуки песнопений, доносившиеся из храма, разорвал грохот выстрелов. Кто-то рухнул мешком, кто-то вцепился в стену храма и теперь медленно сползал по ним, окрашивая кровью выбитые в камне древние письмена.

— Пли! — командует второй залп уже лейтенант Монтини. И снова — грохот выстрелов, взблески пламени, каменное крошево от разбитых барельефов и обломки священных ворот. Выстрелив, первый ряд мушкетеров опустился на колено, позволяя второму ряду стрелять через голову. Выстрелив, мушкетеры второго ряда опустились на колено, торопливо перезаряжая оружие. Когда выстрелит и третье отделение, первое будет уже готово. Конечно, куда страшнее был бы одновременный залп всех сорока мушкетов, но тогда толпа смогла бы растерзать взвод, пока мушкетеры перезаряжают оружие. Фанцетти и Монтини предпочли не рисковать.

Только тут толпа, наконец, осознала, что кощунство — стрельба на пороге храма богини-покровительницы города — не кошмарный сон, а реальность. Оцепенение сменилось всеобщей паникой, над площадью повисли стоны, крики, проклятия. Какая-то крупная женщина в яркой талхе бросила наземь металлический кувшин, вырвала из-под ног увесистый булыжник, бросила его в каре… и отлетела назад, когда сразу несколько крупных пуль ударили в грудь. Бросок оказался удачным: один из мушкетеров осел в пыль, зажимая руками лицо, между пальцев потянулись темные в свете факелов ручейки.

Пули вновь и вновь хлестали по толпе, горожане разбегались в разные стороны. Кто-то пытался скрыться в воротах храма, там образовалась давка, на упавших напирали и напирали. Их пришпоривала бушующая на площади смерть, но, наверное, больше, чем полегло от пуль, было затоптано в давке.

— Монтини, арестуйте этих двоих! — приказал Фанцетти. — Похоже, они скрылись в храме.

— Но мы в сапогах, а они там обувь…

— Нам плевать на их дурацкие суеверия, понял? — ощерился Фанцетти. — Выполняйте. Обыщите храм. Если кто окажет сопротивление…

— Да, монсеньор, но договор…

— А это уж тем более не ваша забота, лейтенант, — отозвался магистр. — Конечно, это нарушение договора, но, во-первых, их попытки спора тоже можно так истолковать, а во-вторых, даже если возмутятся, поделать ничего не смогут. Сила всегда права.

— Есть, монсеньор!

Солдаты двинулись к богато изукрашенным воротам.

— Сюда иноверцам нельзя! — поднялся с колен жрец. Пуля попала ему в плечо, раздробила ключицу, на морщинистом лице отразилось страдание. Но перспектива увидеть осквернение своего храма заставила жреца превозмочь адскую боль и подняться с окровавленных ступеней. — Богиня покарает вас!

Фанцетти вырвал из-за пояса здоровенный черный пистоль. Здесь, в Джайсалмере, без заряженного оружия ходить он не решался. Не торопясь навел его на лицо старика и плавно нажал на курок. Грохот, всплеск пламени из ствола — и лицо старика исчезло в красноватом облаке.

— Надеюсь, я увижу кончину последнего идолопоклонника, — усмехнулся Фанцетти, глядя, как солдаты, пинками и прикладами пробивая путь в толпе, врываются внутрь.

Глава 4

Пратапа спас боевой опыт, помноженный на острую ненависть к северянам и предчувствие подобного. За исчезающе-малые доли мгновения он успел свалить жену наземь, накрыл ее собой и постарался вжаться в уличную пыль как раз когда над головой пронеслась смерть. Перекатившись, таща жену за руку, он вскочил и вломился в толпу. По горожанам стегнул второй залп, кто-то рядом захрипел и осел в окровавленную пыль, зажимая рану, грязно-белое дхоти на глазах темнеет, набухая кровью.

Пратап вырвал из кобуры на поясе пистоль. Торопливо зарядил («Хорошо, что не оставил дома, — подумал он. — Хоть за жреца расквитаюсь»), поднялся, прицелился, насколько это было возможно в толпе. Он хотел выстрелить в чужеземного священника, обернувшегося убийцей и святотатцем, но увидел, что в него самого целится высокий рыжеволосый мушкетер темесской армии с сержантскими нашивками. Для пистоля расстояние великовато, но выбирать не приходится. Нужно хоть как-то отплатить чужеземцам за бойню. Уж если неведомая женщина решилась, уклоняться от боя воину — позор. Во дворец вернуться они еще успеют, несколько минут ничего не решат.