Козара - [15]

Жившие по болотам на территории современной Украины и Польши, страдавшие от грязи, сырости и туманов, славяне, — охотники, рыболовы, скотоводы и земледельцы — бросали свои насиженные места и, влекомые жаждой тепла и солнца, двигались все дальше на горячий юг, к Адриатическому морю. Они вытеснили старых жителей, и эти края стали их новой родиной.

Из старинных рукописей.

4

Когда началась стрельба, Лазар брился. С запада от Уны не смолкал грохот. Но так грохотало и раньше и на Уне, и на Саве, и возле Врбаса, и поэтому Лазар продолжал бриться. Он любил повторять, что партизану нельзя обрастать бородой, так как борода — отличительный признак четника.

(А мы не четники, мы не имеем ничего общего с бородачами, которые убили нашего командира Младена. До войны он бесплатно лечил бедняков в Приедоре, а потом первым вступил в ряды повстанцев и был всегда впереди, пока не погиб от руки предателя в Йошавице, далеко от Козары.)

Поэтому Лазар брился ежедневно и при любых обстоятельствах, даже в полной боевой форме: с автоматом на плече, затянутый ремнями, в огромной меховой папахе. Он никогда не приходил небритым на смотр, на боевые позиции, не появлялся с бородой в селах. И если хотели пристыдить кого-либо из бойцов, не следивших за собой, обычно говорили: «Пошлем-ка тебя к Лазару, пусть поскоблит как следует». Было известно, что в своей роте Лазар не терпел небритых, он даже не допускал их в строй. Заметив бородача, он подходил к нему, сжав кулаки:

— Два шага вперед!

А такую команду он зря никогда не давал. Лазар шутить не любил. Этот огромный усатый детина, девяносто килограммов весом, мог зазвездить кулаком, поддать ногой или ударить прикладом, а то и разоружить, связать и под стражей направить посрамленного бородача в штаб батальона, в Каран к Жарко, или еще дальше на Козару, с докладом самому Шоше.

(А о том, каков бывает иногда товарищ Шоша, заменивший Младена, я тебе и рассказывать, пожалуй, не буду, ибо о том, каков бывает Шоша, знают те, что попали к нему в траншею, а обратно не возвратились…)

Желая во всем быть примером, Лазар начинал бритье первым, рано утром, когда остальные еще спали. Он брал бритву, сначала точил ее об ремень или на камне, потом пробовал о волосок. Иногда он приказывал побрить себя мальчонке-племяннику, служившему у него вестовым, а сам важно восседал, окруженный крестьянами, которые с восторгом взирали, как бреется командир. Но сегодня он только успел намылить щеки и приспособить зеркальце, как услышал крик:

— Командир, нас атакуют… Слышишь? Вон они, идут…

— Э, малый, а ты как раз вовремя, сейчас меня и побреешь.

— Дядя, ты что, не слышишь?

— Я тебе здесь не дядя, а командир.

— А вон они уже на Церовице.

— Да разве ж их Хамдия не задержал? На что ж я ему целый взвод дал? В Уну их сбросить не мог, что ли?

— Он их подкараулил на Мазиче, но они открыли такой огонь: из пулеметов, минометов, из пушек…

— Заткнись! На, бери бритву!

— Товарищ командир, — мальчик хотел что-то сказать, но его заглушил снаряд, разорвавшийся совсем близко, так что задрожала стена, возле которой пристроился с зеркальцем Лазар.

— А ну! Брей!

— Хамдия мне сказал… то есть ему надо подкрепление, если можно, и станковый пулемет…

— Успеет, есть еще время, — сказал Лазар. — Бери бритву!

— Нету времени, дядя, — старался убедить его малый, но Лазар бросил на него такой взгляд, что дерево, кажется, и то бы не выдержало. Парнишке ничего не оставалось, как взять бритву: указательным пальцем он стер пену со щеки Дазара и начал его брить от левого уха, думая лишь о том, что ему сказал Хамдия, — партизаны отходят к Церовице, уже взобрались на гору и с нетерпением ждут подмоги, так как неприятель наступает. Но кто был в силах сейчас заставить Лазара изменить свой план, то есть прекратить бритье? Он особенно любил хорошенько побриться перед боем, чтобы пленным при взгляде на него сразу становилось ясно, с кем они имеют дело. Но когда малый добрался до его подбородка, грохнул еще один снаряд, совсем близко от лагеря, где разместилась рота.

В густом лесу под деревьями, уже покрывшимися первой весенней зеленью, разместились домики — удобные бараки, склады, кухня, караульные будки. Над дорожками, перепархивая с ветки на ветку, заливались птицы и жужжали пчелы. Это был целый городок, выросший среди деревьев, возле чистого горного родника.

— Здесь съешь хоть целого вола, а как напьешься этой воды, все равно через полчаса опять голодный, — любил повторять Лазар. Сейчас он молча сидел на лавочке перед командным пунктом, а малый все брил его, даже после второго разрыва.

Мальчуган делал вид, что ничего особенного не происходит, хотя от грохота орудий гудело в ушах. Ему приходилось притворяться, так как сам Лазар казался совершенно безучастным и продолжал сидеть неподвижно, будто он ничего не слышит и даже дремлет. Это не было ни обманом зрения, ни притворством. Лазар был занят бритьем, и тут ему не могли помешать никакие снаряды. А они разрывались все чаще по ближним перелескам и скатам. Вот грохнуло прямо посреди рощицы, в каких-нибудь пятидесяти шагах от них.

Мальчонка замер, разинув рот.