Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица - [4]
Тут за его спиной раздался женский визг:
— Гадюка!
— Это я — гадюка?! — мигом обернувшись, обиженно спросил обозный у жены, но тотчас же увидел, что по коврику к розовой ляжечке перепуганной пани Роксоланы ползёт, извиваясь, какая-то рыженькая гадина.
— Ой, спасите! — вопила пани.
Но никто не шевельнулся.
Пана обозного и всегда-то брала оторопь при виде опасности.
Михайликова мама… хохотала.
А Михайлик, не скрывая любопытства, глядел, что будет дальше.
— Кто в бога верует! — взывала пани.
— Да это ж не гадюка! — прыснула татарка Патимэ.
— То — желтопузик, пани, — сказала и Явдоха, шагнула к змейке и спокойно взяла её пониже золотистой головки.
Но пани завизжала ещё сильней и опрометью бросилась к Михайлику.
— Да он же не укусит, пани, — молвил было и парубок, но в этот миг Роксолана вновь очутилась у него на руках.
Хлопца даже зашатало.
— Боюсь, боюсь! — надрывалась пани.
— Да он же совсем не страшный, — пытался угомонить её Михайлик.
— А погляди, какой кругленький глазок! — и ковалёва мама поднесла рыжую змейку к самому носу пани Роксоланы, да так напугала её, что привередница завопила уж вовсе неистово.
— Слезайте, пани, — сурово приказала Явдоха.
— Ой, не слезу!
— Слезай, говорю тебе! — теряя остаток холопского почтения, прикрикнула наймичка на свою пани.
— Ой, боюсь!
— Слезай, бесстыдница, не то суну тебе гадину за пазуху.
— Суйте, — совсем другим голоском, спокойно и как будто даже снова сонно, молвила Роксолана. — Всё одно не слезу.
— То есть как? — приходя в себя после испуга, удивлённо спросил и пан Пампушка-Купа-Стародупский.
— А так. Вот здесь и буду.
— Доколе?
— Пока не перестану бояться.
— Когда же ты перестанешь?
— Не знаю. Может, к вечеру. А может…
— Роксонька, люба, опомнись!
— Как ты, Диомид, не понимаешь: твоему цветику страшно.
— Да ведь я здесь.
— Ты же не хочешь взять меня, чтоб носить на руках до утра.
— Послушай, Лана.
— Не хочешь ласточку свою потешить? Видишь, вот я какая, возьми! — и пани изгибалась у Михайлика на руках, и что-то там, тепло колыхнувшись, выглянуло из-под раскрывшейся сорочки, и хлопец, будь он поэтом, непременно подумал бы в тот миг о спелой земляничке, — не о клубнике, а о мелкой лесной земляничке, потому как пани Роксолане ещё не пришлось ни рожать, ни кормить, — но Михайлик не был поэтом, и он подумал лишь про зыбкий белоцвет калины с вызревшей до времени красной ягодкой посреди пышной грозди, — ей богу, именно так и подумал, ведь не чаял он в простоте душевной, что мы с вами, читатель, жаркие мысли его подслушаем и предадим огласке.
Пан Купа стремглав кинулся подхватить супругу на руки, ведь и сама она уже, казалось, возжелала его. Однако пани тут же предуведомила:
— Не сойду с рук твоих до утра, Диомид…
— Надо ж ехать дальше. Мне должно поспешать…
— Тогда останусь тут. — и пани Роксолана стала поудобнее устраиваться на руках охваченного дрожью Михайлика, лукаво и прельстительно глядя на него снизу.
— Поноси хоть ты меня, Кохайлик, или как там тебя зовут…
— Его зовут Михайликом, — сказала мама.
— Кохайлик, Кохайлик, — шептала Роксолана, прильнув к его широкой и крепкой груди, где так сильно колотилось сердце. — Неси меня, неси!
И Михайлик понёс её, сам не зная куда.
— Вон к той осине.
И парубок свернул в траву, к той осине.
— Да скорее же! — подгоняла прелестная пани, увидев, что Явдоха, Патимэ-татарочка да и сам пан Пампушка-Купа-Стародупский стараются от них не отстать, чтобы, случаем, чего не вышло.
И Михайлик наддавал ходу.
— Тяжело тебе, сыночек мой, — кричала мама ему вслед. — Дай-ка я тебе помогу.
— Я сам, мамо, я сам! — отмахнулся Михайлик и побежал, затем что пани Роксолана в тот миг хотела его об этом попросить, и парубок почуял её призыв — вперёд!
Роксолана снизу глядела на лицо Михайлика, от солнца чёрное, как голенище, на зоркие соколиные очи, глядела на упрямую складку у нижней губы, и её тешила эта игра, — она видела, как начинает яриться муж, она чуяла всем телом, что Михайлик уже сам не свой.
— Остановись! — всё больше отставая, орал обозный.
— Скорее, ой, скорее, — подстёгивала Роксолана, обнимая Михайлика за шею и, пока где-то там догонял их пан Купа, пока за буйными зарослями трав никого ещё не было видно, целуя ошалевшего хлопца куда ни попало. — Ой, быстрее! Ой, живее! Ой, прытче! — шептала ему в ухо анафемская пани обозная.
Но хлопец разом стал, даже сам не зная почему.
Испугался пана обозного?
Нет. Сей богатырь о ту пору про пана и не думал, словно Купы и на свете не было.
Долетел издалека до хлопца тревожный крик матинки?
Но и голоса матинки он не услыхал.
Остановился он, видно почуяв тревожный крик остороги — в самом себе.
Он стоял и, не оборачиваясь к обозному, дожидался, пока тот рысцой дотрюхает до них.
— Олух! — сладко выдохнула в ухо Михайлику, распаляясь от злости, пани Роксолана.
— Слезай! — вопил где-то там пан Купа-Стародупский.
Но Роксолана не ответила и, опаляя Михайлика жарким дыханием, прошептала опять:
— Чурбан! — и поцеловала где-то пониже уха, — Жеребчик мой чалый!
— Оставь, не то брошу!
— Дурачина! — тихо простонала Рокса и чмокнула его снова.
— Брякну оземь! — предупредил Михайлик, прижимая потное тело, аж захрустели у неё косточки.
Город на Неве заново раскрывается для читателей, ведь стиль изложения информации, выбранный автором, уникален: сначала берется цитата из известного произведения или мемуаров, и Екатерина дополняет его своими измышлениями и информацией из надежных источников, приобщая таким образом своих читателей к истории родного города. Итак, книга первая… В ней мы заглянем в окна, в которые всматривался одержимый азартом герой «Пиковой дамы» Германн, в надежде проникнуть в таинственный дом и разведать карточный секрет сварливой старухи-графини.
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.