Ковыль - трава степная - [17]

Никогда в жизни не было так тяжело Женьке. Снились сны: звенящие, степные, а их полосовал острый как бритва Колькин кнут. Разные мысли лезли в голову. Даже складывались планы. Украсть Чайку и умчаться куда-нибудь в другое село. Или подкараулить и избить ненавистного Кащея. Но... вставало утро, наступал новый день, и надо было опять собирать книжки и идти в школу...

Только тем и тешил себя Женька, только тем и жил, что надеялся пройдет зима, наступит лето, и опять к нему вернется радость. Он будет вместе с Чайкой, и степь, ласковая, родная степь, вновь примет его в свои объятья...

Как-то в шумной ватаге одноклассников Женька возвращался из школы.

Шел спор, возникший еще на большой перемене, после урока истории.

- Если б у Чапаева был автомат, он бы всех беляков покосил! горячился Витька Тарасов, Женькин сосед по парте.

- Ха! Посмотрите на него! Во, придумал! На коне с автоматом, смехота одна! - натужно хохотал, схватившись за живот, Игорь Ларин.

- Чапаев даже не кавалерист, он даже командир, - робко вставил Ванятка Бредихин и насупился, ожидая, что ему, как всегда, возразят.

- Что командир, что кавалерист, все одно, - вступился Женька. - Каждый кавалерист - командир! На то он и кавалерист! Кавалерист самый главный в бою. Потому что он на коне! :

- А это что? Это не кавалерист! На тачанке тра-та-та, тра-та-та из пулемета! - говорил и тряс руками перед грудью, изображая пулеметчика, Витька.

- Я видел в кино, как в немецкую войну танки застряли, - сказал Женька. - И тогда выпустили кавалерию. Страшно аж стало. Лошади храпят, визжат... А одну убили. Она упала вверх ногами и вся белая от снега стала. И никто не остановился около нее. Наверное, на войне не бывает лошадиных санитаров.

- А вот если б Чапаеву танки! - вновь затараторил Витька. - Тогда б он дал жару!

- А ты думаешь, танки главней кавалеристов? - спросил Женька.

- Кавалеристы раньше главней были, а сейчас "катюши" вжик, вжик, а самолеты бомбами ба-бах! - ответил Витька.

- "Вжик, вжик!" - передразнил его Женька. - А снаряды на чем подвозить будешь?!

- Снаряды на тракторах и на этих, как их... на анхви-бах...

- Ой, гляньте-кась, анхзнб нашелся! Амфибия, а не анх-виб! набросился на него Игорь.

- Анхвиб, анхвиб! - хохотали мальчишки, показывая пальцами на смущенного Витьку.

На краю села, у колхозной конюшни, толпились люди. Ребята увидели их и притихли. Там что-то произошло. Разве можно допустить, чтобы какое-то событие совершилось без них?

- Аида бегом! - взмахнул портфелем Витька Тарасов, и, тяжело сопя, ватага ринулась к селу.

В середине толпы маячил белый картуз председателя колхоза, над головами гремел его сердитый бас:

- Где машина? Где машина, я спрашиваю? Распустились, понимашь! Партизанщина какая-то, а не бригада!

Рядом с председателем топтался Кузьма Федосов, бригадир второй бригады, и, сморкаясь в рукав засаленного пиджака, скороговоркой частил:

- Чичас, Ильич, чичас! Картошку повезла, будь она неладна! Чичас вернется.

- Что с мальчонкой? - понизив голос, спросил председатель.

- Спужался маленько, - криво улыбнулся Кузьма, - а так... так все цело, слава те господи.

- Летают как угорелые! Джигиты, понимашь! А случись что... Нам что за них? Решетка - вот что! Завтра же назначь другого табунщика!

Работая локтями, Женька протиснулся сквозь плотное кольцо односельчан. Иван Ильич окинул его быстрым взглядом, хотел что-то сказать, но досадливо махнул рукой и отошел в сторону. От страшной мысли у Женьки застучало сердце и затихло, притаившись.

- Откатался, Женюха! На колбаску твою лошадку! - хохотнул кто-то сзади.

Женька не понял смысла сказанного. Оглянулся, пустыми остекленевшими глазами поводил по толпе и выронил из рук портфель. Выпала и, хлопнув, раскрылась какая-то книжка. Он поднял ее и увидел кровь. Бурое липкое пятно расползлось по всей обложке. "География", - будто сквозь сон подумал Женька и посмотрел на свои руки. Пальцы на той, что держала книгу, были красными и липли друг к другу. Толпа попятилась, и он увидел Чайку.

Она лежала в луже крови, с широко раскрытыми матовыми глазами, вместо передней ноги торчала наискосок сломанная, измазанная глиной белая кость. Из перерезанной шеи тонкими ручейками дымилась кровь.

- Это Чайка?! - тихо спросил Женька и подвинулся ближе. - Чайку убили, - растерянно сказал он и снял фуражку.

Люди смотрели на него и молчали. Аксиньин пес, зло рыча, жадно лизал кровь. Его пинали, он скулил, отбегая прочь, а потом вновь принимался за свое дело.

- Прогоните его! - звонко вскрикнул Женька и сел на землю. - Чаечку мою убили. - По измазанным кровью щекам потекли слезы. - За что вы ее? За что?! - Он встал и шагнул к толпе. - Дядь Миш, теть Поль, ну за что ее так? Она же умная! За что, а? Ну скажите, за что? Они ошиблись, да? Они думали, что это не Чайка? Ну что вы все молчите? Ей же голову отрезали!

Женька метался от одного человека к другому, хватал за руки, тряс, словно требовал помощи, и повторял:

- За что вы ее?! Зачем вы Чаечку мою убили? Что она вам плохого сделала? Почему не заступились за нее?

И вдруг взорвался в крике: