Ковыль - [56]

Конечно, с Демьяном Егор Кузьмич не мыслил тягаться, просто он почувствовал, что настало и для него, крестьянского сына, такое время, когда хлеб и сало на столе в достатке, и достаток этот не оскудеет, если позволить себе кое-какие вольности. В надёжности житие Егора Кузьмича не уступало купеческому, в чём он и убеждался каждую неделю, заходя в магазин за бутылкой.

Находка нарушила правильное течение праздничного дня, выбила Сбруева из ровной душевной колеи: чтобы найти хозяина кошелька, надо было сказать о кошельке принародно. Егор Кузьмич и смолоду-то не был разговорчивым, а с накоплением жизненного опыта и вообще взял себе за правило: лишнего не говорить, а лучше и вовсе помалкивать. Давно ли за неудачное слово можно было языка лишиться вместе с головой? Но деваться некуда:

– Бабы, кто потерял кошелёк?

Несколько ближних женщин обернулись.

– Кошелёк?

– Какой кошелёк?

Егор Кузьмич разжал кулак.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовались женщины, – давай к свету.

Сбруев обошёл печь, у окна его обступили любопытные. Непривычный к общему вниманию старик взволновался и не видел, есть ли поблизости знакомые, которые могли бы перенять у него хлопотное дело.

– Ишь ты! Кошелёк, верно!

– Бабы, кто потерял кошелёк?

Но хозяйкой потёртого кошелька ни одна женщина не назвалась.

– А что, много денег в нём? – полюбопытствовала молодайка, проталкиваясь из-за спины Егора Кузьмича, и он узнал в ней Таньку Гаврилову, свою соседку.

– Да, покажь, что в кошельке, – заволновались бабы, – может, он пустой?

Кошелёк в больших узловатых пальцах Кузьмича словно лягушка, того гляди, выскользнет; он таки развёл шарики, расстегнул защёлку и раскрыл пасть – розовое нутро вещицы словно рот голодного неведомого птенца, ожидающего корм. Егор Кузьмич запустил туда два пальца, нащупал бумажки и копейки, но не извлёк, чтобы не уронить содержимого на грязный, чавкающий под ногами пол. Накрыл ладонью и перевернул – высыпались только монеты, встряхнул, и поверх монет лёг бумажный рубль, сложенный вчетверо, и какая-то зеленоватая бумажка, похожая на тройку, но не тройка, и тоже перегнутая два раза, поперёк и вдоль.

– Всего-то? – женщины были разочарованы, словно бы в нездешней штуковине и лежать должно что-то необычное.

Пересчитали мелочь – пятьдесят две копейки.

– Документа нет?

– А это что за бумажка?

Кузьмич развернул и озадачился, прочитав сперва: тридцать копеек. Что за диковинка? Бумажных копеек Сбруев прежде не встречал.

– Это же лотерейка! – изумилась Татьяна.

– Ну?! Старая?

Татьяна взяла лотерейный билет в руки.

– Нет, нонешная. Вот: в июне играть будет.

– А-а, – толстая незнакомая Сбруеву баба в красном платке и сером стёганом ватнике презрительно оттопырила губу, – хоть счас выброси, хоть потом. Я их попервости по десять штук покупала, думала швейную машинку отхватить – фиг! Хоть бы рубль выигрался. Обдуривают нас, а в газете пишут, что какой-то комбайнёр из Некрасовки мотоцикл получил. Держите карман шире!

– Чево? – Зотов, коммунхозовский печник, выкрутился из бабьего окружения, тоже был тут. – Мотоциклу, говоришь? А спросим вона некрасовских, был ли такой случай?

Он кивнул в ту сторону магазина, где шла торговля промтоварами, и сам же подошёл к покупателям и начал их тормошить:

– Был случай? Был мотоцикла по лотерейке?

Однако никто не отозвался: наверное, из Некрасовки никого там в данную минуту не оказалось.

Егор Кузьмич всыпал мелочь обратно в кошелёк, следом аккуратно вложил и рубль, вздохнул. Что делать? Конечно, полтора рубля – невелики деньги. Но если считать по-старому, то это – пятнадцать рублей, тогда, бывало, и с пятёркой не зазорно было в магазин зайти. Да и вещица же чего-то стоит? Красноротый кошелёк в руке Кузьмича ненасытно глядел на своего нового хозяина – то ли добавки просил, то ли надеялся человека проглотить. Сбруев закрыл этот зев, щёлкнул застёжкой. Вышел на крыльцо, немного постоял в раздумье, сходил в хлебный магазин, но и там разини не обнаруживалось. Вот напасть! Вернулся в сельмаг.

– Нету? – продавщица хоть и занималась своим делом, но историю с кошельком не пропустила. – Из приезжих кто-то потерял, наши с кошельками не ходят. Тебе, дядя Егор, белую или две эти?

– Белую, – Егор Кузьмич поверх голов заглянул на прилавок, протянул заранее приготовленные деньги.

– Ну, возьми тогда и кислинга бутылку, – посоветовала продавщица, – как раз дармовых хватит, не старухе же их понесёшь, а так подарок ей сделаешь.

Егор Кузьмич промолчал, спрятал водку в карман телогрейки. Хозяин, может, отыщется, как же распоряжаться чужим рублём? Егор Кузьмич спички чужой за всю жизнь не взял, а тут – деньги. Душа стала на место. Ничего, в общем-то, не изменилось в его налаженном распорядке, вечером сходит в баню, попарится, а затем хорошо поужинает. Завтра же весь посёлок будет знать через продавцов, что Бондарь кошелёк нашёл, и хозяин, если он местный, отыщется.

Дома Егор Кузьмич выставил бутылку в шкафчик и кошелёк выложил туда же. На вопрос своей Дарьи, откуда, мол, такая вещь, ответил коротко:

– Нашёл.

Ему казалось, что он в этот день и без того говорил слишком много, и потому объяснять что-либо ещё жене счёл излишним.