Ковернинские сосны - [4]

Этих рук и взгляда!

Кто право людям дал,

Кто право дал встречать

Крылатую любовь

Ружейной канонадой?..

* * *

Поздняя пронзительная осень

Сквозняками проходных дворов,

Как листву пожухлую, выносит

На дорожки стаи воробьев.

В обнаженность ветреного сквера,

Где фонарь еще горит вразброс,

Где к подножью мраморной Венеры

Ранним утром припадал мороз,

Где вчера навек расстались двое…

Нажимает дворник на скребок.

Да и то подумать —

Ну на что ей

Воробьи озябшие у ног.

Тридцатый километр

То желтый курослеп,

То вереск-бересклет,

Мохнатые шмели,

Метелки иван-чая…

Сорочью лапку — здесь,

А там — лосиный след

Коричневой водой

Болотце заполняет.

Тридцатый километр

Тростинкой меж осин

Поет себе едва,

Пришептывает тихо,

Как детским ноготком

По сердцу,

И бессиль-

                   но время над тобой,

И позабыто лихо.

Мой старый крепкий стол,

Бумага и перо,

Бессонные часы,

Минута вдохновенья —

Что толку в вас,

Когда

Кукушечьим крылом

Горячий маслят хлеб

Старухи в той деревне!

Тридцатый километр,

Зеленая звезда,

Как осень за окном,

Прозрачно и высоко

Свети, пока не на-

                               ступили холода,

Пока дрожит моя

Кровинка на осоке.

* * *

Сливают ненастье

В грибные воронки дожди.

От ветра и выстрелов

Скоро леса обескрылят.

Конец листопада,

И сердце в утиной груди

Замолкнет под ветром

От малой дробинки навылет.

Удачной охоты,

Ни пуха тебе ни пера.

Сентябрь на исходе,

Осинник последним закатом

Уже догорает.

И тихое:

«Друг мой! Пора!» —

Как отзвук забытой

И невозвратимой утраты.

* * *

Маленький город в два этажа.

Белые улицы, сонные окна.

Плавной поземки мерцающий локон

Варежкой ночи к дорожке прижат.

Ты ли решилась меня провожать,

Я ли до дома тебя провожаю.

В гнездах ветвей меж двумя этажами

Перышки эха кружат и кружат.

Все, что осталось от наших шагов.

Где же вы, робкие птицы свиданий

С мягкоочерченной хрупкой гортанью,

С крыльями легче и чище снегов,

Тех, что хранимы от света луны

Тенью сугробов и тенью строений…

Грустная область моих сновидений —

Маленький город в верховьях страны.

Письмо Хокназару Гоибу

Как заболеешь —

Вспомни мой совет:

Возьми в ларьке таджикского вина,

Нагрей не до кипенья

И в бокал

Налей и выпей.

Друг мой!

Все проходит.

Едва тюльпана чашечка на свет

Раскроется,

Она вином полна,

Как твой бокал в слабеющих руках —

Так на Памире говорят в народе.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

В той чайхане,

Где купол голубой

Над головой висел, как пиала,

Ты мне читал,

Что говорил Хайям,

Остывший чай усами согревая.

Вился дымок над глиняной трубой…

Гоиб!

Я болен,

И у нас зима,

Как белый дым — поземка по полям.

Я твой совет все чаще вспоминаю.

Теперь мне до Памира далеко.

Бокал с вином походит на тюльпан.

А ты сейчас

На том краю земли,

Где нет почти понятья «время года».

Пусть будет мне хоть от того легко,

Что мысленно произнеся: «Салам», —

Я вспомню,

Как читает рубаи

Веселый сын

Веселого народа.

Кара-Даг перед грозой

Перестань.

Это все мне знакомо,

Фиолетовый жук-плавунец,

Обитатель подводного дома,

Родниковой запруды жилец.

Полон воздуха твой теремок.

Пузырьки под крыло собирая,

Что ты мечешься,

Точно челнок,

Раздвоенною спинкой играя?..

Или время с тобой не в ладах?

Это мне три минуты на сборы.

Перестань.

Тяжелеет вода.

Надвигаются тучи на горы.

Вот уже затупили иглу,

На угольях плавильную чашу

Раздувая,

У неба в углу

Полотенцами мокрыми машут.

Самая короткая ночь

Проходит мимо

Издалека

И погружается во мглу,

Пока кузнечики в осоке

Куют зеленую иглу,

Пока лопух

Ворсистым ухом

К тропинке луговой приник,

Летучим тополиным пухом

Мышиный заглушая крик.

Спеши.

Не кончилась работа.

На все один отпущен срок —

И на совиную охоту,

И на перепечатку строк.

* * *

Привычное не возводи в привычку.

…Опять раскрыла ночь дырявый зонт.

На молнию последней электрички

Застегнут до рассвета горизонт.

По замше листьев водит ветер пальцем,

Летит пыльца на водяной паркет…

Паук свои серебряные пяльцы

Выносит из угла на лунный свет.

И чудится мне голос в темноте:

Священно все,

Что звездный зонтик крутит,

К ручьям подземным

Гнет ольховый прутик

И красоту склоняет к простоте,

Любовь — к Отчизне,

Душу — к чистоте.

* * *

Скрепляли ласточки слюной

Под крышей глиняное счастье,

И львиный зев под бузиной

Держал пчелу в медовой пасти.

Порхали бабочки в тени,

Сновала птица быстрой тенью.

Паук по тропкам нитяным

Спускался в дебри чистотела.

Мелькали крылья и листва,

Пыльца

И солнечные пятна…

Так сильно хочется устать,

Чтоб лечь

И не ходить обратно,

Чтоб, как телятам на лугу,

Душе младенчество светило.

Терзай,

Сгибай меня в дугу,

Как этот мальчик хворостину.

Ему из всех земных чудес

Открыта лучшая страница.

Под крышей месит глину птица.

За домом луг.

За лугом лес.

Ковернинские сосны

На вечерней заре

Запоет бородатая птица.

В двухметровом кипрее

Заблудятся сумрак и зной.

Ковернинские сосны,

Июль обливая живицей,

Шевеля высоту,

Тянут к небу подлесок резной.

Шелудивой корой

Осыпают седой муравейник…

Я костер разведу

И…

Замру,

Оглянувшись назад —

В стреловидных надрезах

Смолистые души деревьев,

Покидая стволы,

Точно стрелы, к земле пригвоздят

Тишину и покой.

Будто сердце родимого леса

Разом

Остановилось…

На месте былых сосняков

Только душная ночь,

Да еще рахитичный подлесок,

И не слышно вершин

Прародителей-семенников.

А ведь было.

Баюкали небо дремучие кроны,