Ковчег Могущества - [19]

– А что в этом плохого?! Любая жена знатного сегера только о том и мечтает, чтобы её дочь разделила ложе с наследником трона!

– Какая глупость! – начинал распаляться Мемес. – Вспомни, сколькими наложницами обладал наш фараон! И где они? Одна лишь Тея имеет влияние на Аменхотепа и лишь её сыновья – его прямые наследники!

Казалось, подобные доводы возвращали Таусер к реальности: жгучая обида на мужа отступала, задетое самолюбие успокаивалось. Но ненадолго…

– Значит, наша Нитоприс станет женой Тутмоса! И ты тому поспособствуешь! – однажды решительно заявила она.

Мемес удивлённо воззрился на супругу:

– Во-первых, Нитоприс старше эрпатора, а во-вторых, с её замужеством всё уже, как ты знаешь, решено!

– Ничего… Намеченное замужество придётся отложить, надо всего лишь потянуть время… – упрямо продолжала гнуть свою линию Таусер. – А возраст – не помеха: Нитоприс старше Тутмоса всего-то на шесть месяцев.

Настойчивость супруги настораживала Мемеса.

– Что ты задумала? – сделал он попытку выведать её сокровенные мысли. Но не дождавшись ответа, не без основания предупредил: – Не забывай, что кругом – люди Джера! Из-за твоих интриг мы можем потерять всё! Возможно, даже поплатиться за них жизнью!

Таусер лишь очаровательно улыбалась.

– Мы ничего не потеряем, доверься мне, – успокаивала она мужа. – Напротив, твоё положение упрочится как никогда! Но мне одной не справиться, ты должен помогать мне…

Мемес отёр пот со лба, проступивший от излишнего волнения. Конечно, ему хотелось породниться с фараоном. Он уже представил крошечного пухленького младенца, рождённого Нитоприс от Тутмоса – своего внука и будущего наследника трона Нижнего и Верхнего Египта.

* * *

На следующее же утро после разговора с Мемесом, Таусер отправилась в своё поместье, что располагалось западнее Инебу-Хеджа, и тем самым было избавлено от ежегодных затоплений при обильных разливах Нила. Живительную влагу, питающую почву, и дающую жизнь растениям в поместье, получали благодаря искусственным каналам, в которых регулировался уровень воды.

Таусер довольно давно не навещала своё родовое гнездо, предпочитая пребывание во дворце подле мужа и дочери, а главное – в поле зрения царицы Теи. Сегодня же, сославшись на лёгкое женское недомогание и необходимость провести инспекцию родового имущества, она, с дозволения распорядителя малого двора царицы, покинула дворцовые покои, едва забрезжил рассвет. Ей хотелось успеть добраться до места ещё до того, как солнце поднимется в зенит и изнуряющая жара окутает землю.

Поместье, окружённое высокой каменной стеной, выложенной из белого камня, добываемого в каменоломнях недалеко от города, буквально утопало в разросшихся тамариндах.

Паланкин хозяйки миновал массивные деревянные ворота, которые украшали невысокие декоративные пилоны, отдалённо напоминающие дворцовые. Тенистая аллея из старинных акаций, разросшихся столь сильно, что ветви рядом стоявших деревьев, словно руки влюблённых, сплетались между собой, образуя почти непроходимую живую стену, подействовал на Таусер умиротворяюще.

Слуги, поспешившие навстречу своей госпоже, помогли ей спуститься из паланкина на дорожку, выложенную красными известняковыми плитами. Таусер с наслаждением вдохнула аромат акаций, перемежавшийся с ароматом розовых лилий.

Слуги, застывшие в поклоне, с нетерпением ожидали приказаний хозяйки. Она не заставила их долго ждать. Отдав необходимые распоряжения, сама же, совершенно не чувствуя, несмотря на длительное пребывание в паланкине, усталости, решила прогуляться по саду, ведущему к небольшому озеру.

Обратив внимание на сикоморы[36], усыпанные спелыми розовыми плодами, Таусер не без удовольствия отметила, что деревья ухожены на совесть. Вдоволь нагулявшись по саду, она наконец спустилась к заросшему лотосами озеру, где обильно гнездились фламинго. Как обычно, птицы грациозно вышагивали по воде, извлекая из неё пропитание своими длинными клювами. В какой-то момент Таусер показалось, что розовые птицы сливаются с розовыми лотосами, образуя единое целое…

Остановившись возле кромки воды и залюбовавшись красотами озера, женщина задумалась. Воспользовавшись возможностью избавиться хоть ненадолго от многочисленных дворцовых формальностей и соглядатаев Джера, она решила собраться с мыслями и ещё раз тщательно обдумать план предстоящих действий. Безусловно, он был дерзким и коварным, а значит, в случае неудачи мог привести к непоправимым последствиям. Если не суждено осуществить задуманное, то ей и Мемесу грозила страшная казнь – по решению Суда богов им могли отрезать нос и уши, а затем отправили бы на страшные нубийские рудники, где, как она слышала, люди гибли от непосильной работы. Нитоприс, в силу её молодости и красоты, могли, конечно, помиловать, но в любом случае сослали бы в какой-нибудь отдаленный храм богини Хатхор – скажем, в Напату, – где жрицы обязаны ублажать мужчин прямо на каменных храмовых алтарях…

Таусер медленно двинулась по берегу озера: ей было о чём подумать.

* * *

Несмотря на то, что солнце поднималось всё выше, а Хепри озарял землю своими лучами всё сильнее, Таусер неожиданно ощутила озноб. Она оглянулась на сад, почти сплошь состоящий из сикомор: когда-то эти деревья приказал посадить ее отец… Сколько же лет прошло с тех пор? Подсчитав, женщина невольно ужаснулась: почти тридцать! Она прижала руки к груди, пытаясь таким образом унять волнение и внезапно навалившееся чувство страха.