Ковбои и индейцы - [29]

У них ничего не было, рассказывал мистер Патель, совершенно ничего. Все деньги, составлявшие приданое его жены, ушли на авиабилеты. Потом удалось занять денег у кузена, переехать в Лондон и купить газетный киоск в Катфорде. Правда, дело долго не продержалось. Выручка была хорошая, но миссис Патель носила первого ребенка, и мистеру Пателю не хотелось работать допоздна, надолго оставляя ее одну. Кузен не одобрял мистера Пателя, но беременность у жены протекала тяжело, и ребенок — сын — прожил всего две недели. Тогда они решили изменить свою жизнь и начать все заново, в другом месте. С прибылью продали киоск, выплатили заем, оставшиеся деньги вложили в акции «Бритиш стил», через некоторое время продали акции, получили новый заем и грант на налоговые льготы и, наконец, внесли первый взнос за эту гостиницу.

— «Брайтсайд», — одним дыханием произнес мистер Патель. — Гостиница «Брайтсайд».

В его устах эти слова звучали как стихи. Их сын, Али, родился через несколько дней после переезда сюда.

Когда они впервые увидели гостиницу, это была сущая развалюха; но мистер Патель вместе с шурином перестелил полы, сменил трубы, проводку, обновил крышу и стены, купил новую мебель и ковры (правда, подержанные) — словом, переделал все заново. Мистер Патель сказал, что у шурина золотые руки и он прекрасно управляется с подобными вещами.

— Но, Эдди, видели бы вы счета! — восклицал он, закатывая глаза.

Мистер Патель сказал, что, хоть в это и трудно поверить, когда-то «Брайтсайд» был фешенебельным отелем и здесь часто останавливались знаменитые люди и известные красавицы.

— Как и сейчас, — сказал Эдди. Мистер Патель расхохотался.

— Возможно, вам будет интересно узнать, Эдди, — сказал он, — что здесь останавливался великий ирландский писатель Оскар Уайльд и в дни своей славы, и в дни своего падения. О да! Мы многое разузнали об этом месте. Тогдашняя владелица гостиницы была как будто бы добрая и воспитанная женщина — сострадательная, образованная, ну, вы понимаете, — вот и пожалела несчастного затравленного человека, против которого ополчился весь мир. Когда полиция пришла за ним, она спрятала его наверху.

Эдди был в восторге. Сказал, что в Дублине у него есть друг, который пишет работу по Уайльду и здорово позавидует Эдди, когда узнает об этом. Мистер Патель рассмеялся:

— Скажите своему приятелю, что он может в любое время к нам заехать. Мы покажем ему комнату, где, как мы думаем, жил бедняга Уайльд. Бедняга. — Мистер Патель с грустной улыбкой покачал головой. — Такая нетерпимость — и к такому великому человеку! Разве это не трагично, Эдди?

Потом Эдди спросил, что мистер Патель думает о расизме, но оказалось, что мистер П. не любит об этом говорить. По его словам, он редко сталкивался с расизмом, во всяком случае по отношению к себе. Конечно, расизм существует. Он этого не отрицает. В газетах пишут об ужасных вещах: о нападениях на школьников-азиатов, о бесчинствах полиции и о многом другом. Но с тех пор, как он впервые ступил на землю Великобритании, ему, должно быть, всегда везло. Его все это не особенно тревожит. Они с миссис П. вообще не тревожатся об этом. Живут себе потихоньку и усердно трудятся. Мистер Патель сказал, что лучше не морочить себе голову проблемами расизма. Лучше вкладывать силы в работу. Никто не умеет работать так, как азиаты. Никто на свете, а ему приходилось встречать людей со всех концов мира.

— Понимаете, Эдди, потому-то англичане нас и не любят, — говорил мистер Патель. — Мы — торговцы и способны потеснить здешнюю нацию торговцев.

Эдди сказал, что ирландцев англичане тоже не любят, но мистер Патель поморщился: дескать, это все ерунда. Как насчет Терри Уогана?[16] Его все любят. Эдди сказал, что это совсем другое дело, но не мог толком объяснить почему.

Мистеру Пателю нравился Эдди. Он был с ним откровенен, даже позволял себе иногда выругаться, как бы в знак особого доверия. С Эдди он говорил об очень личных вещах. Рассказывал о своем умершем сыне Юсуфе, о том, как они горевали. Иногда Эдди в свою очередь рассказывал мистеру Пателю о себе. Рассказал о своих родителях, и мистер Патель посочувствовал, но очень деликатно. Он сидел в углу, сомкнув кончики пальцев, задумчиво кивал и горестно поджимал губы. Семья для человека, наверное, самое важное, говорил он, и Эдди не мог с ним не согласиться.

Но одного мистер Патель понять не мог. Почему Эдди не съездит к матери? Конечно, он вовсе не намерен читать мораль, но этого он понять не в состоянии. Эдди рассмеялся, хотя ни объяснения, ни оправдания придумать не сумел, а потому сказал мистеру Пателю, что, пожалуй, навестит мать, только сперва немного оглядится. Обязательно навестит — в свое время. Мистер П. сказал, что съездить к матери нужно непременно.

— В мире множество женщин, Эдди, — вздохнул он, — но мать только одна.

— Это что, старинная мусульманская пословица? — спросил Эдди.

— Нет, — ответил мистер П., — это из одной песни в стиле кантри.

На объявление Эдди пришло несколько откликов; в пятницу вечером он встретился кое с кем в голландском баре «Де хемс» на Маклзфилд-стрит.

Пришла американка с короткой стрижкой, по имени Джинджер О'Райлли, бас-гитара, и двое парней-англичан: Брайан Смит, ударник, и гитарист, отрекомендовавшийся как Клинт Сайгон. Эдди спросил, настоящее ли это имя. Парень ответил: да, конечно. Не то чтобы его нарекли этим именем при крещении, но так его зовут все, поэтому оно настоящее. Брайан сказал, что и его на самом деле зовут по-другому.