Коварство Золушки. Современные рассказы о любви - [32]

– Не делай вид, что тебе это интересно, – раздался рядом хриплый шепот. – Каменев – бездарь.

Не отрывая глаз от блокнота, Яр чуть отодвинулся в сторону от шепота, окрашенного сильным перегарным духом. Ему не нужно было поворачивать головы – он знал, кому принадлежит этот голос.

– Хороший доклад. На голову выше всех остальных.

– Спасибо, – Яр едва разжал губы.

– А ты дово-о-о-лен. – Хриплый шепот сменился хриплым же смешком. – Хоть и не показываешь этого, молодец!

Окиянин повернул, наконец, голову. Каравай выглядел неважно. Хотя голова на этот раз была чистой, и, когда он улыбнулся, Яр отметил, что зубы у парня все той же голливудской белизны.

– Путь-то теперь свободен, а?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – Яр холодно посмотрел на него.

– Не надо скромничать, Слава… Это тебе не идет. Ты же теперь звезда, лауреат! Она теперь не сможет отказаться: жизнь в Европе, деньги нормальные, наконец. Вырваться из кошмара…

– Я не понимаю, о чем Вы говорите, – повторил Окиянин, а в висках уже начинало стучать, и где-то за горизонтом занималась ослепительная заря.

– Она ушла от меня, Окиянин. Мы развелись. Она вернулась в Питер. Ты что, не знал?

Окиянин только покачал головой. Это было правдой. Он не знал, потому что не хотел знать. Каравай усмехнулся – и на миг показалось, что это прежний Каравай, перед которым лежит весь мир, полный побед в бильярде, в преферансе, в любви… Он слегка хлопнул Яра по плечу, встал и, не обращая внимания на возмущение окружающих, покачиваясь, стал пробираться к выходу.

Через пять минут, Яр Окиянин, мировая звезда в теоретической физике, вышел следом, вызвав своим уходом невольную паузу у докладчика.

* * *

Ира всегда готовилась к приезду своего «Окияши» – как она его называла за глаза, к примеру за чаем с подружками. На этом строится семейная жизнь: вот на таких мелочах, как горячий обед к приходу мужа, всегда подтянутая, с легким макияжем жена, чистый дом. Ира, конечно, подозревала, что многие из ее усилий пропадали втуне, ибо погруженный в себя супруг их просто не замечал, но и он любил вкусно пахнущие, крепкие от крахмала рубашки, любил хорошую еду и супружеский секс, в котором Ира ему никогда, или почти никогда, не отказывала. Она и сама себе не могла признаться, что одной из причин тому было доказать себе, что она любима. Физическое выражение формы любви – тоже любовь, а как же? А в сексе Окиянин был хорош, и это, пусть туманно, но тоже обсуждалось с подружками.

Яр вернулся домой как всегда, чуть уставшим, и сразу пошел под душ. Ира сняла передник и села за уже накрытый стол. Она смотрела на себя как бы со стороны: вот она, в брючном костюме, темные прямые волосы лежат по плечам, вот стол, с букетом роз, купленных сегодня (если Яр спросит, откуда букет, намекнет на поклонника), и бутылкой вина посередке – Яр не пьет, потому что вечером тоже работает, но она обязательно выпьет. Это создаст настроение для того самого супружеского секса, а то, что он будет, в этом Ира не сомневалась. Яр вышел из душа уже одетый в тонкий свитер и узкие джинсы, и Ира опять подумала, как ей все-таки повезло с мужем: и умница такая, и фигура атлетическая, и… Она наткнулась на мужнин взгляд и сбилась с благостных мыслей. Что-то было не то, как-то он на нее смотрел… Не так. Ей было вообще сложно четко формулировать свои мысли, а тут еще холодный страх свернулся в области живота и мешал сосредоточиться.

– Что случилось, Яр? – тонким, не своим голосом спросила Ира, и сама поразилась его неестественности.

Окиянин смотрел на нее задумчиво и молчал, и ей стало еще страшнее.

– Ты – ты хочешь от меня уйти? – вдруг, сама от себя не ожидая, выкрикнула Ира.

И услышала:

– Да. – Яр помолчал и, кивнув, будто своим мыслям, добавил: – Я хочу от тебя уйти. Развестись. Я оставлю тебе половину всего, что лежит у меня в банке. Эту квартиру буду оплачивать до конца года. Ты можешь вернуться в Петербург. А можешь остаться и работать здесь. Завтра я найду адвоката. Решение мое окончательное и обсуждению не подлежит.

На этом муж повернулся и, взяв еще не распакованную с конференции сумку, открыл входную дверь.

– Прости меня. Ты тут ни при чем.

Дверь закрылась.

Стыл венгерский суп-гуляш. Цветы и бутылка все так же стояли на столе, накрытом к семейному ужину.

«Этого не может быть, – сказала себе Ира. – Этого просто не может быть».

Все то время, пока адвокат оформлял развод, Окиянин прожил в маленькой гостинице неподалеку от института. Оформление документов проходило быстро – Ира тоже взяла адвоката, и тот объяснил ей, что при отсутствии детей и шестилетнем сроке замужества ее супруг поступает с ней более чем щедро. Быстрота приобретения необходимой Яру свободы не радовала его сверх меры. С тех пор, как он узнал, что с Караваем покончено и Варя снова в Питере, он вошел в стадию радостного ожидания и непонятной, но твердой уверенности: на этот раз все получится, торопиться не нужно, времени у них с Варей – вся оставшаяся жизнь. Он все так же бегал по утрам, работал по десять часов в институте, столовался в том же отеле.

Если бы Ирине пришло в голову нанять частного детектива с целью выяснить, что же за внезапная зазноба свалилась в одночасье на ее всегда такого рассудительного и холодного супруга, тот не смог бы даже при большом желании найти какой бы то ни было компромат. Ни совместных уик-эндов, ни кратких встреч, ни даже звонков. Все, все происходило у Окиянина исключительно в голове: от возвышенных мечтаний до сугубо четких планов: первый телефонный разговор после семилетнего перерыва, первая встреча, первое касание. Он знал Варю так досконально, что мог проговаривать ее реплики в ответ на свои, и их беседы не прекращались даже ночью: он снова начал видеть ее во сне, просыпался с первой мыслью о ней и, выходя на пробежку, уже начинал очередной диалог.