Котовский - [16]

Шрифт
Интервал

— Я что тебе говорю! — кричал кузнец под лязганье и звон железа. Поддай жару, говорю! Тютя!

И больше для поощрения, чем по злобе, ударил Васюкова.

Ударил — и пожалел. К нему подскочил Котовский и как начал позорить да вычитывать! Максимыч сначала пробовал огрызаться, отмахиваться. Куда там! Котовский стыдил его, пока не пронял. После-то кузнец стал уже оправдываться:

— Да разве я… да чего ты на самом-то деле? Я же для науки…

— Это только в полиции бьют, — горячился Котовский, — в полицию идет тот, у кого совести нет. Их для того и кормят, чтобы усмирять, чтобы зуботычины раздавать, чтобы в страхе народ держать. А ты? У тебя сознание должно быть. И нашел кого ударить! Слабенького! Ты ударь меня! Или как? Неохота?

— Да ладно, — морщился кузнец, — ну, ошибка вышла… Ну, все.

И больше уж кузнец никогда не замахивался на Виктора Васюкова.

— Ты вот что, — сказал на прощание Котовский, подбадривая новичка, старайся попасть в наряд на молочную ферму, когда будет мое дежурство. В школе кормят плохо, а там я тебя молочком, а то и сливочками подкормлю. А то смотри, какой ты заморыш!

Вскоре повстречались они с Васюковым на поле. Нужно было мотыжить. Мотыга была тяжелая. Васюков никак не мог приспособиться к ней. Мальчики тотчас подметили, что он мотыги никогда и в руках-то не держал. Начались шутки, поддразнивание.

— Смотрите, смотрите, ребята, ведь это прямо-таки богатырь!

— Ого! Да он нас всех землей забросает!

— По ноге! По ноге ударил! Это новый прием!

Котовский молча взял мотыгу у Васюкова.

— Тут, Витя, ничего нет мудреного, — сказал он спокойно, — и только дураки могут хвастаться своим умением мотыжить…

Шутники прикусили языки.

— Даже медведя можно обучить этой работе, подумаешь, какая сложная машина. Мотыга! А ты вот держи ее так… и р-раз! Видишь, как получается? Ну-ка, попробуй.

С тех пор у Вити с Котовским и дружба повелась — и всякие насмешки прекратились.

Однажды ночью, во время дежурства, Котовский предложил:

— Идем, пугнем немножко наше начальство.

— А как?

— Вот увидишь.

Они вышли в поле. Глянули на высокое звездное небо, на притаившийся, притихший, замерший в тишине ночи сад… Котовский неподражаемо ловко изобразил завывание волка. Вот переполошатся! Ведь волкам есть чем поживиться на животноводческой ферме. Будет наутро разговоров, что появились волки и разгуливают под самыми окнами директорской квартиры.

— Сегодня мы пойдем в деревню на молдавский жок, — объявил как-то Котовский своему приятелю Васюкову. — Там ты увидишь одну девушку… такую девушку…

— Я знаю, что такое молдавский жок, — заявил Васюков. — Жок — это танец.

— У молдаван есть поговорка: льет воду в колодец… Так говорят о бестолковых людях.

— По-твоему, я бестолковый?

— Хуже. У тебя как-то неинтересно все получается. «Жок — это танец». «Зимой холодно, летом тепло»… Я ему говорю о замечательной девушке, а в ответ слышу равнодушные рассуждения.

— Но ведь я согласен пойти на этот жок.

И они пошли. Деревня Ливадэшти разбросана по овражкам на берегу мелководной реки. Голубые и светло-зеленые фасады домиков расписаны синими полосами. Около каждого домика плодовые деревья. Кое-где виднеется журавль колодца или высятся, как одинокие стражи, пирамидальные тополя.

Васюков только что намеревался сказать что-то такое поэтичное о живописной местности. Но не успел этого сделать.

— Удивительное дело, — сказал Котовский, когда они миновали мостик и попали на деревенскую улицу, — на первый взгляд, как будто простенькая хорошенькая деревенька. Как ситцевое платье — и нарядна и незатейлива. А вглядеться — какое жалкое существование. В Молдавии один курган носит название «Курган рабства». Мне почему-то всегда это вспоминается, когда я смотрю на лачуги молдаван…

— А где же девушка? — спросил Васюков.

На «пристьбе» — на завалинке одного из домиков — много молодежи. Вот он — танец! Мелодично звенят струны самодельных музыкальных инструментов. Медленно движутся танцующие.

Котовского знали. Тотчас потеснились, чтобы дать ему и Васюкову место. Рядом с ними оказался старый молдаванин. Он вздыхал и все смотрел на танцоров. Видно, когда-то и сам был завзятым исполнителем жока.

Котовский вежливо спросил его, как живется.

— Вяцэ рэ! — ответил старик спокойно. — Плохая жизнь.

И опять смотрел слезящимися, потухшими глазами на медленно двигающиеся танцующие пары.

Вечерняя заря угасала над деревней. Обрисовывались на фоне румяного неба очертания домов, изгородей. Листья айвы лепетали о чем-то невеселом. Яблони толпились вокруг танцующих. От реки плыли запахи сырости, прохлады, гниющих камышей…

— Пора идти, — напомнил Васюков. — Могут заметить наше отсутствие, и будут неприятности.

— Подожди! Сейчас она будет петь…

— Кто?

— Как кто? Конечно, она, Мариула!

И действительно, красивая смуглая молдаванка, сидевшая на скамейке под грушевым деревом, затуманилась, загрустила, пока парень перебирал легкие струны гуслей. Затем сразу взяла за сердце своим низким, грудным голосом. Взяла и не отпускала.

— Какие слова! — вздохнул Котовский.

Молдаванка пела:

Дни ли длинные настали,
Провожу я их в печали.
Дни ли снова коротки,
Сохну, чахну от тоски…

Еще от автора Борис Дмитриевич Четвериков
Котовский. Книга 2. Эстафета жизни

Вторая книга романа «Котовский» — «Эстафета жизни» завершает дилогию о бессмертном комбриге. Она рассказывает о жизни и деятельности Г. И. Котовского в период 1921–1925 гг., о его дружбе с М. В. Фрунзе.Бориса Дмитриевича Четверикова мы знаем также по книгам «Сытая земля», «Атава», «Волшебное кольцо», «Бурьян», «Малиновые дни», «Любань», «Солнечные рассказы», «Будни», «Голубая река», «Бессмертие», «Деловые люди», «Утро», «Навстречу солнцу» и другим.


Котовский. Книга 1. Человек-легенда

Большой многолетний труд старейшего советского писателя Бориса Четверикова посвящен человеку, чьи дела легендарны, а имя бессмертно. Автор ведет повествование от раннего детства до последних минут жизни Григория Ивановича Котовского. В первой книге писатель показывает, как формировалось сознание Котовского — мальчика, подростка, юноши, который в силу жизненных условий задумывается над тем, почему в мире есть богатые и бедные, добро и зло. Не сразу пришел Котовский к пониманию идей социализма к осознанной борьбе со старым миром.Рассказывая об этом, писатель создает образ борца-коммуниста.


Рекомендуем почитать
Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.