Котёл - [19]

— Я за вступление Украины в Евросоюз, — заявлял президент, одаривая гостью широкой почти американской улыбкой. — Но…тут есть маленькое но. Вы понимаете, отношение к Украине со стороны Евросоюза, неадекватно. Евросоюз выделил Польше в свое время в два раза больше средств, чем обещает Украине. А Польша в два раза меньше Украины по количеству населения и по территории. Я как президент не могу смириться с этим. А так я руками и ногами за Евросоюз. Босиком побегу в этот ваш Евросоюз, увлекая за собой граждан моей великой страны, лишь бы нас там потом не унижали, не заставляли чистить туфли и выносить говно.

— Ти в Евросоюз идет?

— Иду, конечно. Только богатому Евросоюзу надо раскошелиться.

— Как это кошелиться, я не понимайт. Переводчик, переводчик. Переводчик подать.

Появилась переводчица Оксана в длинном модном платье и коротких рукавах. Она выглядела на фоне уродливой Эштон просто великолепно.

— О, ты красива. Давно у Виктора служишь?

— Всю жизнь, а тебе что, завидно?

— Давай общаться на Виктор. Виктор, я здесь второй раз. Мы услышали демократическую фразу про кровь. Она твоя речь, которую я услышала, звучала так: любая революция не стоит ни одной капли крови. А когда было три капли, ты доказал всему миру, что ты держишь свое слово. Моя доложить президент США Бардак Омама и он одобрил. Я второй раз в Киеве, чтоб убедиться, что так и продолжается. Но мне не нравится, что твои милиции онеры размахивают не только руками, но и палками, то бишь дубинками. Надо дубинки убрать, полицию раздеть и пусть маршируют…в майках и трусах.

— А как быть с коктейлями Молотова, — проявил мужество президент, — наши ребята горят. Кроме того, я своим милиционерам не разрешаю использовать это гадкое оружие.

— И правильно, и правильно, это демократик. А майданутые, они сами изготовили эти коктейли и им интересно как эти детские игрушки будут действовать. Не обижайся на них, Федорович. Это и будет подтверждением того, что ты демократ.

— Извините, баронесса Эштон, я об этом не подумал. Только вы передайте Барозе, что я с Евросоюзом. У меня капиталы в Евросоюзе, имущество, я весь там. А что касается России, то я близко к руководству России никогда не был. Россия хап-хап и нас нет.

— Почему ты об этом не говорил раньше?

— Я говорил много раньше, но меня не хотели слушать, — сказал президент.

— Почему не подписал документы об ассоциации в Вильнюсе?

— Я хотел поторговаться, а теперь вижу: зря. Давайте вернемся к подписанию.

В это время позвонила Виктория Нуланд из белого Дома. Эштон вздрогнула, тесно прижала трубку к уху и каждый раз говорила: «ЕС». Нуланд ее отчитывала за несвоевременную информацию Белого Дома, насколько успешно идут переговоры с Киевом. Должно быть, Нуланд оскорбляла красавицу Эштон, потому что та хмурилась, бледнела, краснела и готова была швырнуть трубку, но понимала, что Нуланд представитель Америки, а не Европы и что Америка считает Европу своим вассалом не более того. И держалась. Свою обиду она выместила на бедном Януковиче. Стукнув кулачком по столу, она рявкнула:

— Потчему дубинки, убрать дубинки, иначе будут санкции из Вашингтона.

Президент вздрогнул, потом побледнел, сложил ладошки вместе, преподнес к подбородку, затем поднялся во весь свой рост и произнес:

— Виноват, баронесса, виноват. Красавица баронесса Эшпан, Эшпин, виноват. Я сегодня собираю совет национальной безопасности, доложу ваше мнение по этому вопросу и не только ваше, но и всего американского народа, у которых нет дубинок, а есть биты и этими битами, как шлепнут по башке любого смутьяна, так он сразу на президента молится. Вы довольны, госпожа, вернее баронесса Эшпан.

— Эштон, — поправила переводчица.

— Э, все равно, Шпана, что лбом, что по лбу.

Красавица Эштон достала большой платок из сумки, вытерла мокрую шею, выдула нос, а эта процедура длилась более пяти минут, тяжело вздохнули, и достала пачку дамских сигарет.

— Трудный ти есть президент. Подожди немного и к тебе приедет Виктория Нуланд, зам самого Кэрри на Госсекретарь США, она более твердый, более жесткий женщина. Она лишит тебя на чуб.

— Я побреюсь, я побреюсь, я стану лысым, — сказал президент, низко нагибаясь и целуя баронессе руку, покрытую тонкими потемневшими кружочками, иногда неправильной формы, что оттеняло блеклую кожу баронессы.

Он провожал ее до самых ступенек и все спрашивал, где она будет ночевать и когда уедет в Брюссель для решения дальнейшей судьбы Украины.

— Моя идет на посол США Пейетт Джеффри.

— О, Пейта Джиффий, великий человек, я с ним с удовольствием мылся в бане на моем ранчо. И вас могу пригласить, баронесса.

— Он тебя не лубит, он тебя чик-чик, продаст. А я тебя лубит. Но ты подписать, подписать…

— Да я готов покаяться, красавица Эшпан, передайте: я покаюсь. Меня омманули в Вильнюсе, я готов был, уже авторучку доставал, но ангел Меркул, сказала:

— Мы от тебя большего ждали и тут я испужался, понимаете вы, Шпана, красавица Эш-шпана.

Президент вернулся на совет безопасности и обороны, где его ждали уже четыре часа, сел в президиум, тяжело вздохнул и сказал:

— Тяжелые времена наступили для нашей страны и для меня, как президента. Эта кривоногая баба с зубами как у тигра сидела у меня в кабинете все двенадцать часов. Я даже по маленькому не смог выйти: не баронесса а хрен собачий. Она все добивается, чтоб я раздел милиционеров, отобрал у них последнее — дубинку. Вы представляете: мы дубинкой, а нас коктейлем Молотова. Что делать, что вы думаете по этому вопросу?