Кот ушел, а улыбка осталась - [61]

Искать спонсоров на сей раз не пришлось. В 1998-м В. Досталь ушел с поста генерального директора киностудии «Мосфильм» и организовал свою продюсерскую фирму «Киномост». Я рассказал ему синопсис, он сказал:

— Сделаем фильм. Пишите сценарий.

Когда был готов первый вариант, послали сценарий в Тбилиси Бубе. Он прочитал, позвонил, в общем, одобрил, но сделал и замечание.

— Николаич, мне кажется, когда в финале Фома идет на мостик погибать, не хватает мотивировки, почему он это делает.

— Как почему? Он потомственный моряк, капитан дальнего плавания, а капитан последним должен покинуть судно или идти с ним на дно.

— Это понятно, но все равно что-то еще надо найти…

Буба свою роль чувствует очень точно. И когда его что-то смущает в поступках героя, он всегда оказывается прав.

— Мы поищем…

— Гия, а может, так. Во время той аварии он сел в спасательную шлюпку, когда на корабле еще были люди. И этот позор он хочет смыть.

— Не думаю, что наш Фома бросил бы людей умирать.

— Людей спасли. А Фома не знал, что кто-то там остался.

Так и написали. В фильме об этом своем позорном поступке Фома рассказывает жене владельца груза Маше.

БАНОЧКА СМЕТАНЫ

Фильм снимали на Волге в Нижегородской области. И, как на «Совсем пропащем», съемочная группа жила на двухпалубном теплоходе. Так что Буба ловил рыбу утром, вечером, днем и ночью, все то время, когда мы не отвлекали его от дела съемками.

Несмотря на то что Советский Союз давно распался, иностранца, гражданина Грузии Вахтанга Кикабидзе повсюду узнавали и очень любили. К примеру, когда снимали на берегу Волги, недалеко от развалившегося элеватора эпизод «Фома ждет Толика», во время перерыва к Бубе подошла старушка в белом платочке. Она протянула ему баночку:

— На, Вахтанг, сметана свежая, только сегодня сняла.

— Ну что вы, бабушка!

— Кушай, сынок! Я по телевизору видела, что знаменитые актеры все теперь бедные и голодные.

— Спасибо большое.

— На здоровье, сынок, — и она пошла.

— Трогательно… надо было ее как-то отблагодарить.

— Вахтанг Константинович, а вы подарите ей вашу фотографию с автографом, она будет счастлива, — сказала Оля Голубева, помреж.

— У меня нет с собой.

— У меня есть, — сказала Оля. — Только вы мне такую же вернете, с автографом.

— Договорились.

— Бабушка, подождите, — крикнула Оля, достала из папки фотографию, протянула ее Бубе. — Идите сюда.

Старушка остановилась. Подошла.

— Гия, дай твою ручку. Я дал ему ручку.

— Вас как зовут? — спросил он старушку.

— Ниною. Нина Васильевна.

Буба взял у Оли хлопушку, положил на нее фотографию, снял с ручки колпачок.

— Сынок, это ты мне будешь писать?

— Да, Нина Васильевна.

— Мне не надо. Ты напиши лучше для внучки моей, Зиночки. Зинаиде Малининой. Я ей отошлю, будет всем показывать, хвастаться. Она в Астрахани в техникуме учится.

Буба надписал, протянул фотографию.

— Вот спасибо!

— На здоровье, Нина Васильевна.

— Дочка, а еще нет карточки? — обратилась старушка к Оле. — Для меня. На стенку повешу.

— Больше нет, бабушка, — сказала Оля.

— На нет и суда нет, — вздохнула старушка. — Ладно, не буду мешать.

— Нина Васильевна, вам эта ручка нравится? — спросил Буба.

Старушка пожала плечами:

— Хорошая, наверно.

— Держите, она ваша, — и Буба протянул старушке мою ручку.

«Грузинские штучки!» — молча выругался я.

— На память от меня и от него, — он показал на меня, режиссера Георгия Данелия. «Афоню» смотрели?

— Видела. Но про алкашей я не люблю.

— А «Мимино?»

— «Мимино» смотрела, — старушка взяла ручку. — Это он снимал?

— Он.

— Георгий, — обратилась она ко мне, — а можно я Зиночке скажу, что это подарок от Вахтанга Кикабидзе и Георгия, который снимал «Мимино».

— Конечно можно, — сказал Буба.

— Вот Зиночка обрадуется! — старушка еще раз поблагодарила и ушла.

— Буба! Зиночка, может, и обрадуется! А я чем писать буду? — сказал я.

— Не переживай, будет у тебя ручка, не хуже этой, — сказал Буба.

После съемки Буба пришел ко мне в каюту и поставил на столик полстакана сметаны.

— Это твоя доля. А это компенсация, — Буба достал из кармана золотую ручку и положил ее на столик рядом со стаканом.

Я вздохнул.

— Не нравится? Это «Картье», мне Бадри на юбилей подарил. (Бадри Патаркацишвили — грузинский миллиардер.) Не намного хуже, чем та, что бабушке подарили.

— Ту я любил. Я ей все сценарии написал. Она мне помогала.

— А чего тогда ты молчал, если она твоя помощница? Я бы у Бори Левковича попросил (второй режиссер на этом фильме).

— Ладно, Буба, забыли… Сметана хоть вкусная?

— Восхитительная! И ручка тоненько пишет, — Буба ушел.

Между прочим. Когда мы с актрисой Галей Польских с фильмом «Я шагаю по Москве» были на фестивале в Каннах, эту ручку (перьевой «Ватерман») я нашел на ступеньках у входа в гостиницу «Карлтон».

А через два дня вечером, после съемки, Буба принес мне пятилитровую банку с огурцами.

— Это тебе Нина Васильевна прислала, — поставил банку на стол. — И еще вот это, — он достал из кармана и вручил мне мою ручку.

— Каким образом? — спросил я.

Буба рассказал, что, когда он увидел, как я огорчился из-за своей ручки, он поручил Юре Гусятникову купить хорошую ручку, коробку конфет, подписал для Нины Васильевны свою фотографию, попросил отвезти все это старушке и деликатно поменять на мою ручку. А еще посмотреть, может, крышу надо отремонтировать или забор. Он все оплатит. Оказалось, что ничего не надо. Дом недавно отремонтирован, все чисто и аккуратно. Сын старушки Прохор Малинин — бизнесмен в Астрахани. Она напоила Юру чаем. А нам прислала огурчики собственного посола.