Кот, у которого было 60 усиков - [18]

И вот теперь эти две милые привлекательные женщины едут в Париж!

Девять

На следующий день — а это был вторник — Квиллер справился с «Пером Квилла», как и положено, до двенадцати, но душа у него была не на месте, хотя он прилагал немалые усилия, чтобы прийти в себя. Всюду, где бы он ни появился, пикаксцы, казалось, знали, что Полли едет в Париж без него.

У него было намечено совещание с Лайзой Комптон, желавшей уточнить расписание его выступлений в Клубе здоровья ветеранов. Когда речь зашла о месте их встречи, она выбрала амбар.

— Как поживает твой ворчливый, но располагающий к себе супруг? — с улыбкой спросил Квиллер. Лайл был школьным инспектором.

— Ворчит, а потом располагает — именно в таком порядке, — задорно ответила она.

Они решили, что в такой прекрасный день лучшее место для совещания — беседка.

— Есть у вас что-то, в чем «Перо Квилла» могло бы вам подсобить? — спросил Квиллер.

— Это тебе решать, Квилл. Я расскажу, как у нас обстоят дела. Строительство самого здания идёт невероятно быстро. При том, что работают волонтёры. Мы оформляем членство и собираем идеи для будущей работы клуба. Весь город взволнован как никогда. И самое удивительное, что люди жаждут, чтобы их научили, как и что делать! А у тебя есть предложения, Квилл?

— По правде говоря, есть. Я уже давно об этом думаю… и о том, какое удовольствие доставляет вести дневник. Нет, вовсе не такой дневник, где описывают, что случилось за день, но куда помещают мысли, идеи, пусть даже сугубо личные и сумасбродные. Пусть любительские. Все равно это то, что останется для грядущих поколений, то, что будет высоко оценено. Я готов поделиться этой идеей, дать несколько практических советов… даже дать почитать отрывки из собственных моих записей.

— Замечательно, Квилл! Это больше, чем я ожидала! Ты мог бы выступить уже сейчас… в большом зале… и начать свой курс. Что мне нужно для этого сделать?

— Всего лишь попросить торговца канцелярскими товарами поставить как можно больше обыкновенных школьных тетрадей в линеечку.

В тот вечер, когда Квиллер сел за письменный стол, чтобы заполнить очередную страницу в своём дневнике, на него нахлынули воспоминания о тех скудных, голодных годах юности, когда он жил в Нью-Йорке. В дневнике он написал:

В моей меблированной комнате стояла старая виктрола[19] с одной-единственной пластинкой на 78 оборотов: Джонни Мерсер[20], исполняющий «Я удобно сижу, сам себе письмо пишу». Я ставил эту пластинку каждый вечер, потому что не мог себе позволить купить ещё одну.

Теперь, три десятилетия спустя, каждый вечер, когда я сажусь за свой дневник, она звучит у меня в ушах.

Весь следующий день телефон у Квиллера звонил почти не переставая.

— Это правда насчёт Полли?

— А почему ты не едешь?

— Почему в Париж?

— А она говорит по-французски?

— Как насчёт большого прощального вечера?

— Сколько времени её не будет?

В конце концов он вспомнил совет, не раз слышанный от своего воспитателя в детстве: «Когда совсем невтерпеж, бери быка за рога».

И он поехал в универмаг Ланспиков и попросил Кэрол подобрать Полли подарок по случаю её отъезда.

— Только не шарф! И, разумеется, не флакон французских духов!

— У нас превосходные дорожные плащи, — сказала Кэрол. — Габардиновые. Накладные карманы с клапанами. Потайные карманы в подкладке. И дождевые шляпы с полями. Полли их смотрела, но решила, что цена слишком кусается.

— Беру! — сказал Квиллер. — Два комплекта. Разного цвета, если есть выбор.

Теперь ему казалось, что у него будет достаточно времени для работы над программой для Лайзы Комптон. Выступления в Клубе здоровья ветеранов не отнимут у него много сил. Можно будет рассказать пару анекдотов о Крутом Коко… потом продемонстрировать груду школьных тетрадей, которые на протяжении нескольких лет служили ему верой и правдой. Ни дня не проходило без полной страницы.

А в иные дни записи были коротки:

Когда Юм-Юм, моя сиамская кошечка, получает доступ в длинную переднюю со многими дверями, ведущими в спальни и т. д., огромное удовольствие наблюдать за тем, что она проделывает. Двери открыты; комнаты большую часть времени пусты.

На упругих лапках, решительно ими перебирая, она приступает к прогулке по коридору, глядя прямо перед собой. У каждой приоткрытой двери она останавливается; все её тело замирает, за исключением головы, которую она круто поворачивает, заглядывая в комнату. И пока она осматривает то, что находится внутри, движутся только глаза. Не обнаружив ничего интересного, она устремляет взор по главному курсу и продолжает свой путь до следующей двери.

Я ни разу не заметил, чтобы её хоть что-то заинтересовало, но она продолжает свои безмолвные исследования.

Время от времени меня одолевает желание перепланировать мой амбар — сделать парадную дверь парадной, а заднюю задней. Но какая сторона у меня парадная? И где фасад?

Я оставляю велосипед в роскошном вестибюле, а гостей приветствую возле кухонной двери.

Подобные вещи, сдаётся мне, неизбежны, когда яблочный амбар превращают в жилой дом. И это наводит меня на мысль о первых поселенцах — основателях Пикакса. Уж не из добродушной ли иронии они назвали Северной улицу, расположенную южнее улицы Южной… или заставили витрины магазинов смотреть на Парковую аллею, тогда как подсобные помещения выходят на Мейн-стрит?