Кот и полицейский. Избранное - [56]

В одну из таких ночей Марковальдо лежал с закрытыми глазами между женой и четырьмя обливавшимися потом ребятами и прислушивался к слабым бессвязным звукам, которым удавалось просочиться с каменного тротуара сквозь низкие окошки, в глубину полуподвала. До него долетали веселый, торопливый перестук каблучков спешивших домой женщин, шаркающие шаги сборщика окурков, замолкавшие через неравные промежутки времени, насвистывание одинокого прохожего, а иногда обрывки разговора двух приятелей, такие бессвязные, что, слушая, нередко приходилось только гадать, о чем же они все-таки говорят: о спорте или о девушках. В жаркие ночи все звуки теряли четкость, словно приглушенные затопившим пустые улицы зноем, но вместе с тем они, казалось, хотели подчинить своему владычеству это необитаемое царство. В каждом человеческом существе, чье присутствие угадывалось там, за окном, Марковальдо с грустью узнавал товарища по несчастью, брата, так же как и он, даже в это время отпусков пригвожденного долгами, семьей, скудным заработком или безработицей к раскаленному, бетонному пеклу.

Неожиданно мысль о недоступном для него отдыхе словно распахнула перед ним двери в долгожданный сон, и ему почудился отдаленный звон колокольчиков, лай собаки и даже короткое мычание. Но он не спал: он знал, что лежит с открытыми глазами. Поэтому он стал прислушиваться, стараясь уловить еще какой-нибудь звук, который бы подтвердил или опроверг это смутное впечатление. Очень скоро до него действительно донесся глухой топот, словно многие сотни ног медленно, вразнобой шагали по улице. Топот приближался, заглушая все другие звуки, кроме ржавого звона колокольчика.

Марковальдо вскочил, натянул рубашку, брюки.

– Куда это ты? – спросила жена, которая спала очень чутко.

– По улице стадо гонят. Пойду посмотрю.

– И я с тобой! И я! – сразу встрепенулись трое малышей, всегда умеющих проснуться в нужный момент.

Это было одно из тех стад, которые обычно в начале лета проходят по ночам через город, направляясь в горы на пастбища. Поднявшись на улицу, ребята слипающимися глазами уставились на бесконечную реку серых и бурых спин, которая затопила тротуары, терлась о стены домов, заклеенные объявлениями, о спущенные металлические жалюзи, о бензоколонки, о столбы уличных знаков, запрещающих стоянку. Осторожно переставляя копыта, когда на перекрестках им приходилось сходить с тротуара на мостовую, коровы шли, уткнув морды в крестцы бредущих впереди товарок, безразличные ко всему окружающему, наполняя улицу вялым позвякиванием колокольцев и своим особым запахом соломенной подстилки, полевых цветов и молока. Они уже предвкушали приход в свой, близкий им мир, напоенный влагой лугов, мир туманных гор, каменистых бродов через горные речки, и, казалось, просто не замечали города.

Зато неспокойны были пастухи: оробевшие, подавленные видом города, они бессмысленно метались вдоль рядов животных, неожиданно появлялись то тут, то там, размахивая своими палками и вспугивая ночную тишину хриплыми, гортанными криками. Собаки же, которым ничто человеческое не чуждо, трусили рядом, с нарочитой развязностью позвякивали колокольчиками и не оглядывались по сторонам, занятые своей работой. Но видно было, что они нервничают и тоже чувствуют себя не в своей тарелке – иначе они давно бы уже бросили свое дело и занялись тем, что в первую очередь приходит в голову любой городской собаке, – начали бы обнюхивать углы домов, фонарные столбы и подозрительные пятна на мостовой.

– Папа, – поинтересовались ребята, – а коровы, они как трамваи? У них есть остановки? А где у коров конечная станция?

– Трамваи тут ни при чем, – объяснил Марковальдо. – Они идут в горы.

– На лыжах кататься, да? – спросил Карлетто.

– Идут пастись, траву кушать.

– А с них не берут штраф, если они бегают по траве?

Кто ни о чем не спрашивал, так это Микелино. Он был самый старший и уже имел, представление о коровах, и теперь ему нужно было только проверить его, самому разглядеть безобидные рога, грязные хвосты, пестрые подгрудки и крестцы, убедиться, что у каждой коровы вымя действительно с четырьмя соснами. Так он и трусил рядом со стадом, словно пастушеская собака.

Когда прошли последние коровы, Марковальдо взял ребят за руки и отправился домой досыпать. Однако Микелино нигде не было видно. Спустившись к себе в подвал, Марковальдо спросил у жены:

– А Микелино уже вернулся?

– Микелино? Разве он не с тобой?

«Значит, он пошел за стадом и теперь забрел бог знает куда», – подумал Марковальдо и бегом бросился на улицу.

Стадо уже миновало площадь, и Марковальдо пришлось разыскивать улицу, на которую оно свернуло. Но оказалось, что этой ночью через город прошло не одно, а несколько стад и каждое двигалось по той улице, которая вела к отведенной для него долине. По свежим следам Марковальдо догнал коров, но тут же понял, что это другое стадо. На перекрестке он увидел, что вдалеке, квартала за четыре, по параллельной улице тоже движутся ряды животных, и помчался туда. Добежав до цели, он узнал от пастухов, что недавно им повстречалось еще одно стадо, двигавшееся в противоположном направлении. Таким образом, Марковальдо продолжал без толку колесить по городу до тех пор, пока звон последнего колокольчика не растворился в лучах рассвета.