Кот да Винчи - [7]

— Сколько раз я тебе говорил; — процедил Лоренцо, — квод лицет Йови, нон лицет бови![1]

— Я… э… не понимаю, — повторил Лео свое предыдущее утверждение буква в букву.

На курсах латыни он не обучался даже во сне.

— Что дозволено мне, то не дозволено такому барану, как ты! Колумб у тебя был вчера? — диктатор отпустил наконец художника и похозяйски уселся в кресле. — Ладно, сам знаю, что был. Небось про Индию тебя спрашивал?

Леонардо понял, что Медичи и так все знает, поэтому поднялся с пола и кивнул тяжелой головой с легким сердцем. Договоренность о конфиденциальности с Колумбом нарушил не он, а кто-то другой.

— А знаешь ли ты, мальчик мой, что у меня определенные финансовые ресурсы вложены в продажу шерсти? Знаешь ли ты… бови безрогий, что у меня крупные инвестиции в производство наших тканей? Пусть не таких качественных, как индийские, но зато своих! Ты что, не хочешь поддерживать отечественного производителя?

Лео пораженно молчал. Вот так политика однажды и навсегда приходит к вам в дом, когда ее совсем не ждешь.

— Скажи, умник ты гениальный, зачем мне здесь привезенные Колумбом индийские шелка по демпинговым ценам?! Разорить меня хочешь?

Медичи встал и подошел вплотную.

— Или, может, это измена экономическим интересам республики Флоренция? — сказал он вкрадчиво.

Да Винчи вздрогнул. Республика Флоренция славилась самым справедливым и спорым судом.

— Да нет… я не подумал… я не хотел.

— Верю тебе, мальчик мой, — диктатор неожиданно смягчился, — верю, что не по недоброму умыслу, но по неопытности позволил ты втянуть себя в столь опасную политическую авантюру.

Медичи прошелся по комнате.

— Только политическая незрелость объясняет твое поведение. В общем, у тебя есть возможность исправить ситуацию.

— Какая?

— Мяу? — спросил кот из-под кровати. Он уже давно понял, что дело пахнет греческим огнем, и предпочел воспользоваться укрытием.

— Укажи Колумбу неправильный путь, — Медичи был тверд, но непреклонен.

— То есть как? А куда же он приплывет? — опешил Леонардо.

— Да куда угодно! В Гренландию! В Австралию! В Атлантиду, наконец, — туда ему и дорога! Мой Лео, мой великий и глупый Лео, неужели ты хочешь погибели родной Флоренции? — диктатор говорил вдохновенно, словно на открытии нового пешеходного маршрута «По местам боевой и другой славы Лоренцо Медичи».

Погибели Флоренции Лео, конечно, не хотел, о чем тут же сообщил:

— Ээ…

— Ну вот и замечательно, красноречивый ты мой, — Медичи окончательно успокоился. — Так что давай, ора эт лабора.[2]

Да Винчи почувствовал, что его опять обидели, и спросил:

— А как же великие географические открытия? Как же движение вперед прогресса?

— Против движения прогресса вперед я ничего не имею, — строго, но справедливо возразил всенародно избранный, — однако пусть твой прогресс движется в противоположную от Индии сторону. Лады?

— Лады, — понуро согласился Лео.

— Ну вот и славно!

Медичи хлопнул Лео по плечу, подошел к двери, на пороге неожиданно обернулся.

— Жалобы-пожелания есть?

— Нет… то есть есть… — Лео путано рассказал повелителю о вчерашней встрече с людьми Моны Лизы.

— Ну положим, кто она, знать тебе не положено, — заметил Медичи. — Трогать тебя не будут, можешь не беспокоиться. Если на следующих выборах победит справедливость в моем лице. Но картину Лизке нарисовать все-таки придется. Дикси.[3]

И Лоренцо царственно удалился.

«Сегодня же куплю латино-итальянский разговорник», — подумал да Винчи.

Черная тень на сей раз подслушивала под окном. То есть над окном подвальчика великого изобретателя.

После ухода «набравшего 75 %» озадаченный Лео начал готовить холст под картину загадочной Лизы, но другой характерный стук заставил его прерваться.

Если стук самого демократичного диктатора Европы звучал по-хозяйски уверенно, то стук нового гостя звучал по-хозяйски расчетливо. Лео без труда распознал в нем своего частого гостя, миланского правителя, а по совместительству известного в высших сферах олигарха и мецената Людовико Сфорца.

Сфорца давно славился привычкой скупать все, что шевелится, везде, где что-то пошевелилось. А Лео давно был для него лакомым куском, но пока устойчиво противостоял все более соблазнительным предложениям от Сфорца переехать в Милан.

Честно говоря, немалую роль в этом сыграл отказ Джинни переехать вместе с ним. «Ты что, — сказала она. — Это же нужно искать какого-нибудь миланского богатея, выходить за него замуж, а у меня еще пол-Флоренции не охвачено!»

На вторую половину у Джиневры должно было уйти года три. Поэтому Леонардо подошел к двери с твердым намерением вежливо отказать гостю.

— Семен Семеныч! — как обычно, Сфорца был весел, румян и упитан. — Какие люди!

Лео терпеливо прошел процедуру троекратного целования, а также похлопывания по спине, после чего пропустил гостя в дом.

— Как здоровье? Как отец? Как Джинни? — бодро расспрашивал меценат, показывая своими вопросами немалую степень осведомленности о личной жизни великого мастера.

После того как вежливые вопросы кончились, Сфорца посерьезнел.

— А ведь я к тебе по делу, самородок. Ты знаешь, я — человек серьезный и всегда думаю на два шага вперед.

И гость сделал два строевых шага вперед. Лео согласно кивнул. Лео знал.