Кот - [55]

И теперь всякий желающий, который имеет волшебное блюдечко с чудесным яблочком, может просмотреть, как все происходило. Как обернулся солдатик пчелкой, притаился в логове тролля, а когда тот уснул от подсыпанного в кубок зелья, легонько ужалил его и улетел.

Если полковник желает, он может насладиться этим незабываемым зрелищем, поскольку здесь, на судне, имеется волшебное блюдечко с яблочком. Как кристалл сохранился и солдатик о нем не узнал? Думается, людоед понял мотивы солдата и решил его не сдавать. А то по законам того королевства солдату пришлось бы несладко.

Пользоваться картиной из кристалла людоед не хотел — что с воина взять. А вот придержать это дело на всякий случай… мало ли… вдруг солдат решит пойти на людоеда войной, тогда можно и воспользоваться случайным приобретением. Не желаете ли сами взглянуть, мой полковник?

— Это скучная сказка. И лживая. Вам далеко до Ганса Андерсена.

— А это не я сочинил. Я скромный рассказчик. Причем, повторяю, я могу не только рассказывать, но и показывать эту пленочку из архива мсье Карабана. И не только вам. О презумпции невиновности и сроке давности можете и не думать. Вы прекрасно понимаете, что вам это не светит. Ну так как? Поковыляли смотреть?

— Ах ты… ссссукин сын!!..

Оловянников попытался подняться, но не смог сделать это ловко, протез под ним подвернулся, и полковник упал на палубу, раскинув руки в стороны, у него даже не сработал инстинкт защиты лица.

Мельников бросился ему помогать, поднял, посадил в кресло и налил в стакан минеральной воды. Потом подобрал папку из крокодиловой кожи и положил на стол перед Оловянниковым. Тот, стесняясь своего нелепого падения, крупными глотками, задыхаясь, выпил воду и грузно осел в кресле. Лицо его обрюзгло, глаза наполнились слезами и покраснели; Оловянников, щурясь, смотрел вдаль и старался дышать как можно ровнее.

— Простите, полковник. Меня вынудила к этому необходимость защиты. Это государство недостойно того, чтобы служить ему так верно, как это делали вы. Разумеется, я не стану вас уничтожать. Более того, сделаю так, что вы уйдете в отставку генералом. Я понимаю, вам это не так уж нужно, но я прошу вас, не трогайте Королева. Очень скоро наше киберпиратство закончится. Мы оба уже склоняемся к этому. А брюхатые полумертвые твари в правительстве не обеднеют. То, чем мы занимаемся, — добыча информации и грамотное ее использование. Поверьте мне — бездарный бизнесмен не смог бы воспользоваться этими сведениями. Тупое хакерство, когда цель — украсть много денег, меня никогда не интересовало. Собственно, никакое не интересовало. А занялся я этим, потому что… впрочем, это долго объяснять… Поверьте, мне самому противно то, чем я занимаюсь… Я такой же раб обстоятельств, как и вы. Когда вам нужно было отомстить за свою женщину, вы не думали о законе. Я тоже делал это ради женщины. Теперь это не нужно, но есть еще Королев. Он был моим орудием, и бросить его я не могу. Обещаю: совсем скоро мы перестанем… Оставьте нас в покое, и я уничтожу диск, который существует в единственном экземпляре. Даю вам слово. А потом, у меня свадьба скоро… Придете?

Оловянников с усилием поднял тяжелую седую голову и внимательно посмотрел из-под мешковатых век прямо в глаза говорящему.

В «Мальчике» было людно и дымно. Егор уже успел позвонить невесте и сослаться на деловые дела, выпить полбутылки текилы и расквасить табло какому-то маргинальному поэту, который лез к нему со своими творениями. Возможно, вирши и правда звучали могуче, но Мельникову было совсем не до них. Телохранители пытались было помочь Егору, но он их отправил играть в бильярд — хотел разобраться один. И разобрался. Потом, правда, пожалел пиита и подружился с ним, предложив выдавить вместе еще два-три кактуса.

О чем-то своем завывал поэт расквашенными губами, а Мельников слушал вполуха и думал об Оловянникове. Тяжело пришлось старику. Много лет он считал, что сделал справедливое дело, и подтверждение тому — отсутствие всяких зацепок для того, чтобы его, убийцу, прижать, а тут на тебе: появляется какой-то мальчишка и помахивает диском, где записано все, что он совершил, вся картина убийства. И его судьба находится в руках человека, которого полковник хотел использовать для триумфального ухода в отставку. Оловянникову было стыдно, Егор это видел.

Они посидели еще немного на открытом воздухе, а потом перебрались в салон — солнце село, и на воде стало прохладно. Допив одну бутылку виски, они открыли вторую. Оловянников говорил. Он рассказал Егору всю свою жизнь и впервые почувствовал, что нашел собеседника, который интересуется не только собой. Оловянников не был уверен, что правильно прожил жизнь. И теперь ему было плевать на карьеру. Он попросил у Егора совета. А тот почему-то, сам не поняв почему, предложил ему съездить в храм к тому батюшке, который отпевал Мельника.

В конце концов Егор сломал диск с компроматом и выбросил в иллюминатор обломки, а Оловянников разорвал бумаги из крокодиловой папки и пообещал уничтожить оригиналы. Оловянников впервые произнес вслух то, что много лет его тяготило. Егор избавился от смертельной опасности. Полковнику стало легче, Мельникову — невыносимо. Несмотря на человеческое окончание дела, начал он его, как зверь. И, проделывая все это, Егор чувствовал поблизости Кота…