Костюм супергероя. Идентичность и маскировка в жизни и вымысле - [13]
Супергеройские маски, напротив, не репрезентируют чего-то отдельного от супергероев, которые их носят. Костюм Сорвиголовы (Daredevil) может подразумевать дьявола (devil), однако он не носит его так, чтобы люди считали, будто он настоящий демон, так же как Флэш (Flash) не хочет, чтобы его принимали за вспышку (flash) или молнию. Костюм Человека-паука вызывает ассоциации с пауками, однако не репрезентирует паучьей идентичности; костюм Бэтмена напоминает летучую мышь, но Бэтмен не пытается вести себя как реальная гигантская летучая мышь. Идентичность супергероя не существует отдельно от костюма. Во многих отношениях костюм и есть супергерой. Это особенно видно в костюмах, переходящих из рук в руки, в результате чего супергеройскую идентичность разделяют несколько владельцев костюма. У Бэтгёрл есть несколько альтер эго: Бетти Кейн, Барбара Гордон, Стефани Браун, Хелена Бертинелли и Кассандра Кейн. У всех этих женщин есть законные притязания на идентичность Бэтгёрл, но она существует независимо от каждой из них. Может быть, Тони Старк и является публичным лицом Железного Человека и не чувствует необходимости скрывать свою альтернативную идентичность, однако способности Железного Человека Старку не принадлежат. Суперсилой наделен костюм, и именно он делает этот персонаж способным на героические поступки.
Если супергеройская идентичность не существует вне костюма, то логично разрабатывать костюм как цельную идентичность. Несомненно, самый действенный способ скрыть тайную идентичность владельца — разработать костюм, создающий впечатление чего-то законченного; выглядящего так, словно на все вопросы даны ответы. Однако супергеройские костюмы и маски заведомо имеют редукционистский характер. Подобно ритуальным маскам, они лишены эмоций. Более того, они по замыслу своему незатейливы — часто одноцветные, с минимумом узора или вовсе без него. Даже когда маска супергероя связана со сконструированной идентичностью (Бэтмен, Человек-паук, Сорвиголова), это явно не завершенная идентичность. Как таковая, она определенно является маскировкой.
Напьер отмечает, что именно это чувство незавершенной идентичности заставляет публику разгадывать секрет альтернативной идентичности, скрытой под покровом. Маска, «как известно, не имеет внутренней стороны», и это «побуждает публику пытаться заглянуть под маску» (Jones 1971, цит. по: Napier 1986: 9). Наблюдатель знает, что маска — лишь поверхностная «декорация», искусственный предмет, не репрезентирующий завершенную идентичность. Это неизбежно приводит к появлению ощущения, что есть что-то еще, пока не обнаруженное, и усиливает желание разгадать эту тайну. В отличие от повседневной одежды альтер эго, которая вроде бы репрезентирует завершенную идентичность, нарочито редукционистский супергеройский костюм вызывает вопросы. Он активно и открыто выступает в роли маскировки, подразумевая, что под ним скрыто нечто важное и интересное.
Именно эта незавершенность ставит супергероев под угрозу разоблачения. В то время как никто не подвергает сомнению и не испытывает на прочность идентичности Питера Паркера и Брюса Уэйна, большие усилия прилагаются для того, чтобы сорвать маску с Человека-паука или Бэтмена. Например — профессором Смайтом, когда он устанавливает скрытые камеры, чтобы запечатлеть Человека-паука без маски («Удивительный Человек-паук», № 105, февраль 1972).
Словно для доказательства того, что маска супергероя не репрезентирует завершенной идентичности, Стив Дитко — один из авторов Человека-паука — придумал сначала Мистера А (1967), а затем Вопроса (1967), двух супергероев, чьи костюмы нарочно были лишены идентичности. Это были попытки сделать супергероя объективным, способным бороться с преступностью без ошибок и ограничений, обусловленных субъективностью индивидуальной идентичности. У Мистера А было невыразительное, непроницаемое лицо, а у Вопроса его не было вовсе. Маска Вопроса представляла собой похожий на кожу материал, наклеенный прямо на лицо, скрывающий его черты, но ничем их не заменяющий. У нее не было ни глаз, которые выражали бы эмоции, ни других опознаваемых черт. Такие пустые маски носят, чтобы стереть идентичность альтер эго, не превращаясь при этом в кого-то или во что-то иное.
Даже когда две идентичности супергероя изначально разделены, со временем граница между ними стирается. «Всякая маска оставляет отпечаток на том, кто ее носит» (Morris 2005: 420). Иногда это происходит сразу же, как только возникает супергеройская идентичность. Стив Роджерс превращается в Капитана Америку окончательно и бесповоротно. Он сохраняет свое имя — Роджерс — и редко пытается скрыть свою истинную идентичность, однако его костюм «практически сводит на нет любую иную идентичность, которая может у него быть» (Moser 2009: 29). Когда же альтернативная идентичность сохраняется в тайне, важнейшей частью супергеройской истории неминуемо становится кризис идентичности. Гражданское альтер эго должно противиться желанию действовать как супергерой, постоянно напоминая себе о различии двух идентичностей.
Власть, авторитет и привилегированное меньшинство
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
В книге подробно и увлекательно повествуется о детстве, юности и зрелости великого итальянского композитора, о его встречах со знаменитыми людьми, с которыми пересекался его жизненный путь, – императорами Францем I, Александром I, а также Меттернихом, Наполеоном, Бетховеном, Вагнером, Листом, Берлиозом, Вебером, Шопеном и другими, об истории создания мировых шедевров, таких как «Севильский цирюльник» и «Вильгельм Телль».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Потрясающее открытие: скульпторы и архитекторы Древней Греции — современники Тициана и Микеланджело! Стилистический анализ дошедших до нас материальных свидетелей прошлого — произведений искусства, показывает столь многочисленные параллели в стилях разных эпох, что иначе, как хронологической ошибкой, объяснить их просто нельзя. И такое объяснение безупречно, ведь в отличие от хронологии, вспомогательной исторической дисциплины, искусство — отнюдь не вспомогательный вид деятельности людей.В книге, написанной в понятной и занимательной форме, использовано огромное количество иллюстраций (около 500), рассмотрены примеры человеческого творчества от первобытности до наших дней.
Мода – не только история костюма, сезонные тенденции или эволюция стилей. Это еще и феномен, который нуждается в особом описательном языке. Данный язык складывается из «словаря» глянцевых журналов и пресс-релизов, из профессионального словаря «производителей» моды, а также из образов, встречающихся в древних мифах и старинных сказках. Эти образы почти всегда окружены тайной. Что такое диктатура гламура, что общего между книгой рецептов, глянцевым журналом и жертвоприношением, между подиумным показом и священным ритуалом, почему пряхи, портные и башмачники в сказках похожи на колдунов и магов? Попытка ответить на эти вопросы – в книге «Поэтика моды» журналиста, культуролога, кандидата философских наук Инны Осиновской.
Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.
Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.
Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.