Костры на сопках - [30]

Легкие землетрясения в Петропавловске были настолько обычны, что на них не обращали внимания. Но этой зимой из Авачинской сопки послышалось несколько очень сильных, похожих на пушечные выстрелы ударов, появился огонь, дым и пепел.

Особенно хороши были вечера, когда, завершив все работы, Сергей, Маша и Гордеев усаживались у порога избушки или у костра и мирно, неторопливо говорили о том, что приходит на ум, что приносят воспоминания.

— А хорошо здесь, покойно! — как-то раз, лежа у костра и вдыхая запах леса, душистого сена, речной свежести, вслух подумал Сергей.

— Кого жизнь помытарила, тому наши места по нраву, — согласился старик. — Может, и вам следует пожить с нами. Места в лесу хватит. Охотник из вас может стать добрый.

— И впрямь хорошо здесь, да только для тех, кто покоя ищет. А кто правды добивается, тому здесь делать нечего.

Гордеев внимательно посмотрел на Сергея:

— А есть она на свете, правда-то?

— Есть, Силыч, есть! Большая, правда, ради которой не страшно пойти на каторгу, на муку, на страдания…

— Должно быть, так, только глубоко зарыта та правда, не скоро до нее добраться можно, — вздохнул старик. — Сторожат нашу правду крепко псы царские, никого не подпускают. Кто за правдой потянется, сейчас и рвут на части: не подходи близко! На правду барин верхом сел. Пока его с седла не сбросишь, до нее не добраться…

— А барин тебе, Силыч, видно, крепко досадил? — осторожно спросил Сергей.

— Барин мне жизнь загубил, — медленно ответил Гордеев и подкинул в костер валежнику. — Жену, детишек, все потерял я через барина нашего, Репницкого… Будь он трижды проклят!.. Да не меня одного сгубил, душегубец. Вот послушайте, что я вам про правду расскажу.

Ровным голосом, глядя неотрывно на огонь костра, старик начал свой рассказ:

— Жил в деревне барин лютый, зверь зверем. Всех забижал — и старого и малого. Житья от него никому не было на деревне. И стали люди от него, как от чумы, бегать, совсем деревня обезлюдела. Ну, а барин еще больше лютует, еще больше зверствует. Сил ни у кого не стало терпеть, да молчали люди. Что сделаешь!.. Теперь я об одном семействе расскажу, а вы примечайте. Жил-был один каретник — Степан Иванович Сухожилов по прозванию, — добрый каретник, мастер своего дела. В Москве мастерскую открыл, хозяином стал. Кареты на всю Москву славились. Ну, понятное дело, барин от него большие доходы имел, жилы вытягивал, как полагается, по-барски. Степан Иванович платил исправно, да только думку одну имел — откупиться, вольную получить. Известно, вольный человек, он как птица — куда хочешь лети, во все четыре стороны. Да и дети подрастать у Степана Ивановича стали. Дети уже не деревенские, а городские: грамоте обученные, обхождению… Старшая — Аннушка, лицом белая, стройная, как березка, умная да тихая. Полюбила она одного вольного человека, и он в ней души не чаял. Парень этот в мастерской у каретника работал. Степан Иванович свадьбе не противился, только говорил: “Погодите малость, должен я к родне съездить, потолковать”. А думка у него была вольную себе и всему семейству купить. На великий праздник поехал Степан Иванович в деревню, деньги большие с собой взял. Старосте денег дал, бариновой ключнице — всех улестил. Наконец допустил его барин к себе, руку дал поцеловать, все как следует быть. Степан Иванович барину в ноги.

“Ну, чего приехал?”, спрашивает барин. А Степан Иванович, по простоте душевной, и скажи: “Служил я вам, батюшка, верой и правдой, а теперь смерть моя близка, дети выросли, хочу детей осчастливить, чтобы они хоть вольными людьми пожили”. — “Так… — усмехнулся барин. — А много ты мне денег дашь за вольную?” — “Пять тысяч, — отвечает Степан Иванович. — Весь капитал трудом и потом нажитый”. — “Ну что ж, — говорит барин, — вольную я тебе дам, а детей мне сюда представь — довольно им там по Москве хаживать. Холопье племя! Я с них быстро белую шкуру спущу!” Как закричит, как завоет тут старик! В ноги кинулся, головой об землю бился — где там, разве барина слезами прошибешь! Он — как камень!..

Гордеев замолчал, тяжело вздохнул и стал скручивать самокрутку. Ни Оболенский, ни Маша не спускали с него глаз.

— Что же дальше было? — не утерпела Маша. — Отпустил его барин?

— Вернул барин того каретника со всем семейством обратно в деревню, в неволю, — продолжал старик. — Степан Иванович хотел руки на себя наложить — дети из петли еле живого вынули… Всему хозяйству разор пришел… Теперь, спрашиваю я, что должен был сделать тот вольный человек — жених Аннушки? Тоже к барину в неволю итти или бросить девушку? Ему к барину — как в могилу! Да уж очень он девушку любил, мила она ему была. Пустить ее одну на муку не мог… Степан Иванович и Аннушка отговаривают парня: “Живи, — говорят, — хоть ты вольным человеком!” А парень слушать ничего не хочет. Молод был, любил девушку. Женился он на Аннушке и пошел вместе с ней в кабалу.

И началась гибельная жизнь. Старик запил, мастерство свое забросил. Барин его первое время сильно драл. Да что с пьяного возьмешь, какая с него корысть! Совсем пропал человек. Только все бывало зятя спрашивает: “Как думаешь, бешеную собаку давить надо?” — “Известно, — отвечает зять, — лучше удавить, а то всех перекусает”.