Костры на башнях - [109]

— Все можно восстановить.

— А чьими же руками собираетесь восстанавливать?

— Разумеется, руками аборигенов, — ответил попутчик. — Всех оставшихся в живых, господин генерал, погоним работать.

— Нет, милейший. Судя по тому, как они защищаются, и работать для нас они не станут. Лично я придерживаюсь другой тактики. Изнутри нужно разрушать. Изнутри… Жизнь, опыт этому учат…

Вильгельм прикрыл глаза, словно устал от затянувшейся беседы, но спать ему не хотелось. «Не мы ли, ветераны германской армии, вдохновляли фюрера на восточный поход?! — подумал Эбнер. — Мы, конечно, мы, — отвечал он самому себе. — Но разве мы советовали жечь все дотла? — Стал он не только оправдываться, но и искать объяснение произошедшему. — Но как быть, если русские не сдаются? Никто из ветеранов не предрекал легкой победы. Но одно дело — битва на поле боя, а другое — уничтожение мирных жителей. Виселицами на свою сторону местных жителей не перетянуть!» В этом Вильгельм был глубоко убежден.

Тем временем поезд брал все южнее, а за окном картина нисколько не менялась.

Эбнер нарушил молчание:

— Послушайте, что пишет «Данцигер Форпостен». — Он подвинул к себе поближе газету. — «Каждого немецкого колониста, — он выделял каждое слово, — будет обслуживать семь — десять семей. На немцах лежит ответственность за поведение туземцев, которые не всегда относятся к немцам дружелюбно… Нам придется держать в Остланде крупные полицейские силы. Немцы, которые поселятся в городах, будут опираться на гарнизоны и полицейские центры, что позволит им спокойно заниматься ремеслом и торговлей». Мы открыто говорим о колонизации, вместо того чтобы говорить об освобождении народа от коммунизма.

Собеседник неопределенно пожал плечами: судя по всему, отказывался продолжать столь опасный диалог, в котором ни тот, ни другой до конца откровенными не будут. Вильгельм понимал: выкладки случайного попутчика, хотя он и генерал, значительно отличаются от того, чему учат солдат германское командование и лично фюрер. Гитлер открыто призывает к ненависти и жестокости.

— Завоевать мало, полковник. Главное — уничтожить коммунизм. Вот зараза, против которой трудно воевать. Но нужно! И не полумерами.

Показались горы, правда, не такие, как те, на которые взбирался в восемнадцатом году с отрядом Вильгельм, эти были невысокие — внизу покрытые лесом, на макушках с желтыми проплешинами. Эшелон сбавил скорость, пошел, по-видимому, на подъем.

Генерал Эбнер с повышенным интересом смотрел в окно, как бы отыскивая места, о которых писал сын:

«Эвальд фон Клейст нацелил главный удар на так называемые Эльхотовские ворота — есть такая узкая долина между горными хребтами. Оттуда прямой путь к Грозному и Владикавказу. На этом участке командующий сосредоточил около 300 танков. Ничто, никакая сила не могла удержать такой натиск! Дрожала и горела земля от грохота и взрывов, камня на камне не оставалось…»

— В сутолоке мы упускаем главное, — заговорил снова Вильгельм и, задержав на собеседнике внимательный взгляд, добавил с философской рассудительностью: — Мы спешим завоевать тело, но не душу. А это всегда непрочно.

Стоял густой туман, ничего не было видно даже на близком расстоянии. Сырость пронизывала усталых немецких солдат до костей, и они, зябко сутулясь, месили истоптанными башмаками дорожную грязь, двигаясь вслед за техникой.

Внезапный, будто гром, гул самолетов насторожил всех и сразу же расстроил и без того не слишком стройные ряды пехотного полка Конрада Эбнера.

— «Рус-фанер»!

— «Рус-фанер»! — раздались крики.

Такого предупреждения было вполне достаточно, чтобы солдаты рассыпались, как горошины по полу, полегли в придорожную грязь.

«Кукурузники» появились из-за лесистого холма, выпорхнули, как птицы из гнезда, и, низко пролетая над дорогой, побросали на головы солдатам бомбы. По ним попытались было открыть огонь, но они скрылись так же внезапно, как и появились.

В течение нескольких часов долгой осенней ночи налеты повторялись, и после каждого ряды полка редели, выходила из строя боевая техника. Тут и там вспыхивали пожары, загорались машины. Потери были огромны. Командиры батальонов предложили Эбнеру свернуть в сторону от дороги, переждать ночь в надежном месте, поскольку в такой кромешной темноте они не могут защититься от воздушных налетов странных «фанерных» бомбардировщиков, которые прозвали «рус-фанер» и боялись пуще огня.

Но останавливать полк, пережидать времени не было: до второго ноября часть должна выйти к руслу реки Терек и занять пост на Военно-Грузинской дороге в районе Дарьяльского ущелья. Командир полка вызвал проводника и сурово потребовал:

— Господин Таран, нам нужна более безопасная дорога. Более короткий путь…

— Тропы есть, господин полковник, — ответил Амирхан (это был он). — Но как по ним пройдет техника? Машины, артиллерия?

Ответ горца показался насмешливым.

— Может быть, есть все-таки? — настаивал Конрад с упрямым раздражением. — Вспомните, что вы обещали поначалу. Провести полк незаметно, А что получается?

— Каждую кочку я здесь знаю как своя пять пальцев, господин полковник. Ваш отец, бывало, даже удивлялся…