Костры Эдема - [5]

Уилл проверил свой галстук. В отличие от босса, который надевал костюм чрезвычайно редко, он относился к одежде весьма серьезно и сейчас был в бизнес-двойке от Армани.

– Кажется, я понимаю ваш…

– Еще бы! – Трамбо ухмыльнулся. – Где можно контролировать события лучше, чем там, где они происходят?

– Но японцы терпеть не могут изменений в графике.

Трамбо соскочил с тренажера и начал мерить комнату шагами, на ходу стирая полотенцем пот со лба.

– Черт с ними! Кстати, вулканы… они сейчас действуют?

– Оба сразу, сэр. Такого не было уже несколько…

– Вот именно, – прервал Трамбо. – И такого может уже никогда не случиться за всю их жизнь, правда? – Он включил микрофон. – Стив, ты еще здесь?

– Да, сэр, – опять сказал Стивен Риделл Картер, который был на пятнадцать лет старше Байрона Трамбо.

– Значит, ты даешь нам двадцать четыре часа. Начинай внутреннее расследование, переверни все вверх дном, делай все, что считаешь нужным. Потом можешь сообщать копам. Но дай нам твердых двадцать четыре часа до того, как все это дерьмо полезет наружу. Ладно?

– Да, сэр. – Голос менеджера никак нельзя было назвать радостным.

– И подготовь президентский номер и мою личную хижину. Я прилечу вечером, и примерно в то же время прибудет команда Сато.

– Сюда? – встрепенулся Картер.

– Да, Стив, и если ты хочешь получить свой процент от сделки, сделай, чтобы все было тихо-мирно, пока мы любуемся вулканом и обсуждаем наши дела. Когда юристы поставят последнюю точку, можно будет оставить япошек наедине с этим психом. Но никак не раньше, ты понял?

– Да, сэр, но здесь всего пара дюжин гостей. Сато и его люди могут заметить, что пятьсот комнат пустуют.

– Скажем, что очистили курорт к их приезду, – нашелся Трамбо. – Скажем, что не могли упустить шанс полюбоваться этим чертовым вулканом. Плевать, что мы им скажем, главное – продать Мауна-Пеле как можно быстрее. Поэтому делай то, что я тебе сейчас сказал.

– Да, сэр, только…

Трамбо повесил трубку.

– Ладно. Давай вертолет на крышу через двадцать минут. Позвони на аэродром, пускай готовят «Гольфстрим» к вылету. Позвони Бобби и скажи, что он должен подготовить группу Сато. Еще позвони Майе… нет, ей я сам позвоню, а ты позвони Бики и скажи, что я уезжаю на пару дней. Только не говори куда. Пошли второй «Гольфстрим» отвезти ее в дом на Антигуа и передай, что я прилечу, как только покончу с делами. И еще… где Кейт, черт бы ее побрал?

– Она в Нью-Йорке, сэр. Ходит по адвокатам.

Трамбо фыркнул. Он вышел в отделанную мрамором ванную рядом с кабинетом и включил душ. Стеклянная стена ванной тоже смотрела на парк, и если бы не головокружительная высота, все прохожие могли бы сейчас наблюдать голого миллиардера.

– Черт с ней и с ее юристами. Позаботься, чтобы она не разнюхала, где я и где Майя.

Уилл кивнул и вошел в ванную вслед за боссом.

– Мистер Т, вулкан и правда ведет себя странно.

– Что?

– Я говорю, вулкан ведет себя чертовски странно. Доктор Гастингс утверждает, что такой сейсмической активности на юго-западном разломе не было с двадцатых годов… а может быть, и раньше.

Трамбо, пожав плечами, полез под душ.

– Я надеялся, что это поможет нам привлечь туристов! – крикнул он сквозь шум воды.

– Да, сэр, но…

Трамбо не слушал:

– Поговорю об этом с Гастингсом. А ты позвони Бики и вели Джесону приготовить мой гавайский чемодан. Да, еще передай Бриггсу, что со мной полетит только он. Незачем пугать япошек количеством охраны.

– Может, это и разумно, но…

– Давай шевелись. – Байрон Трамбо облокотился на стеклянную стену, глядя на заснеженный парк внизу. – Мы продадим этого чертова белого слона япошкам, таким же тупым, как те, что посоветовали Хирохито бомбить Перл-Харбор. Продадим и на эти деньги начнем новое дело. – Вода блестела на его толстых губах, как слюна жадности. – Шевелись, Уилл.

Уилл Брайент начал шевелиться.

Глава 3

Я всегда хотел навеки остаться здесь, вдали от всего, на одной из этих гор на Сандвичевых островах, высоко над морем…

Марк Твен

Однажды, когда ее спросили, почему она не летает на самолетах, тетя Бини – тогда ей было семьдесят два года, а теперь девяносто шесть, и она все еще жива, – взяла книгу по истории работорговли и показала своей племяннице Элинор картинку – рабов, стиснутых между палубами в пространстве высотой не больше трех футов.

– Смотри, как они лежат здесь, не в силах двинуться, все в грязи и нечистотах, – сказала тетя Бини, указывая на картинку своей костлявой рукой в старческих веснушках, рукой, почему-то всегда напоминавшей Элинор сухой корм для кошек.

Тогда, двадцать четыре года назад, двадцатилетняя Элинор, только что окончившая колледж в Оберлине, где теперь преподавала, поглядела на изображение несчастных африканцев, сморщила нос и сказала:

– Вижу, тетя Бини. Но как это связано с тем, что вы не хотите лететь во Флориду к дяде Леонарду?

Тетя Бини покачала головой:

– Знаешь, зачем этих бедных негров клали так тесно, как тюки с хлопком, хотя половина из них умирала в пути?

Элинор опять сморщила нос при слове «негры». Тогда, в 1970-м, еще не было термина «политически корректный», но говорить «негры» уже считалось ужасно некорректным. Конечно, тетя Бини была на удивление чужда предрассудков, но ее язык выдавал тот факт, что родилась она еще в прошлом веке.