Костры Эдема - [22]

– Сколько всего?

– Чего? – Позади них Уилл Брайент рассмеялся над чем-то, что сказал мистер Мацукава.

– Сколько служащих?

– Примерно тысяча двести.

– Это на пятьсот номеров? То есть примерно на восемьсот гостей?

Трамбо кивнул. Хироси Сато считал хорошо.

– То есть полтора служащего на каждого гостя?

– Да. Но это гости мирового класса. Среди них есть те, кто снимает целые этажи в бангкокском «Ориентале», а зиму проводит в частных отелях в Швейцарии. Они вправе рассчитывать на самое лучшее обслуживание. И они платят за это.

Сато кивнул.

Трамбо вздохнул и направил тележку к выходу. Открылась автоматическая дверь, и они снова оказались под ярким солнцем тропиков.

– Но это все детали, Хироси. Вот то, ради чего мы сюда приехали.

Процессия направилась через пальмовую рощу к приземистому стеклянному сооружению.

– О-о! – В глазах Хироси Сато впервые зажглось нечто вроде интереса. – Гольф!

Глава 8

Вьется дым над Килау, и лес поник,

Больше уж нет табу на лехуа моих.

Птицы огня сжирают лехуа мои

И превращают цветы в живые огни.

Меркнет небесный свет,

Больше лехуа нет.

Песнь Хий'ака, сестры Пеле

14 июня 1866 г., вулкан Килауэа

Трещащие кости, ноющие мышцы и ни с чем не сравнимая усталость – все это препятствует мне тратить дополнительные силы на дневник, но ничто не может удержать меня от того, чтобы запечатлеть в памяти восторг, отчаяние и неописуемый ужас последних двадцати четырех часов. Пишу это при свете грозных творений мадам Пеле.

Кажется, я уже писала, что Хило показался мне настоящим раем с его белыми домишками, утопающими в цветах улицами и обилием экзотической флоры: лаухала, или панданус, повсюду распускает листву и стремит свои воздушные корни на мостовую, словно намереваясь присоединиться к пешеходам, бананы вздымают свои гордые пурпурные шапки, и в каждом дворе растут гардении, эвкалипты, гуавы, бамбук, мангустаны, деревья камани, кокосы и всевозможные цветы, названий которых я не знаю. Миссионеры, населяющие этот земной рай, окружили меня таким вниманием, что только через неделю я смогла вырваться из пут их несколько надоедливого гостеприимства и начать свое путешествие к вулкану. По какой-то причине мистер Клеменс тоже задержался, и мы отправились в путь вместе.

Следует упомянуть, что жители Хило, как туземцы, так и приезжие, с необыкновенным искусством ездят на лошадях, причем все, кроме самых пожилых леди, сидят в седле по-мужски. Поэтому, когда я выбрала себе лошадь – красивого чалого жеребчика с мексиканским седлом, расшитым бисером, и кожаными стременами, сделанными в виде футляра для защиты ног от колючек, – мне пришлось перенять местный обычай. Все лошади, выбранные для путешествия, были связаны друг с другом длинной веревкой и везли сумки, полные хлеба, бананов и бутылок с холодным чаем.

В нашу группу вошли младший из братьев Смитов, молодой Томас Магуайр (племянник миссис Лаймен), преподобный Хеймарк и наш бравый корреспондент мистер Клеменс. Мистер Вендт, который и предложил, собственно, это рискованное путешествие в царство Пеле, внезапно заболел и попросил нас отправиться в путь без него.

Признаюсь, что при известии о присоединении к нам мистера Клеменса я испытала противоречивые чувства. С одной стороны, его цинизм грозил разрушить очарование этого необычного путешествия, но с другой – Смит и Магуайр были непроходимыми тупицами, неспособными поддержать даже простейшую беседу, а тучный преподобный интересовался, казалось, только едой и Посланием апостола Павла к галатам. Поэтому я была искренне рада видеть рыжую шевелюру и воинственные усы мистера Клеменса.

Наш проводник Ханануи, одетый по неподражаемой туземной моде, не тратя времени на объяснения, пустил коня вскачь и повел нашу разношерстную группу прочь от Хило. У меня был выбор: притвориться, что я управляю конем, или вцепиться покрепче в луку седла и отдаться на волю животного. Я выбрала второе.

Вскоре мы оставили позади домики и сады Хило, продрались сквозь тропические заросли и начали подниматься в гору по тропинке застывшей лавы шириной не более двадцати дюймов. Цепляясь за седло, в то время как завязки новой, купленной в Денвере шляпки с мягкими полями врезались мне в горло, я могла только уклоняться от встречных веток, чтобы не быть сброшенной моим скакуном. Я решила назвать его Лео, не зная еще, что почти так звучит гавайское название лошади – «лио». Примерно через час, когда лес сменился полями сахарного тростника, Ханануи остановился и раздал всем оловянные чашки с холодным чаем.

После чаепития мы выехали на гигантское поле гладкой лавы, или пахоэхоэ, простирающееся почти до горизонта. Одного вида этой зловещей черной равнины хватило бы нестойкому путнику, чтобы повернуть назад, если бы ее не оживляли пробивающиеся то тут, то там кустарники. Среди них я узнала изящную микролению, вьющуюся глихению гавайскую и метиросидерос с маленькими красными цветами – здесь его называют «охио».

К сожалению, человеческие особи были не так разнообразны. Тропа на лавовом поле стала шире, и путешественники разбились на пары. Возглавляли шествие Ханануи и мистер Клеменс, следом ехали Магуайр и надутый Смит, тяжело переживающий временную потерю любимого брата. В хвосте плелись я и преподобный Хеймарк. Он не очень уютно чувствовал себя в седле, но и его лошадь была не в восторге от веса почтенного служителя церкви, и это взаимное недовольство загнало их в конец колонны.