Кости Луны - [11]
— Места себе не находить? Из-за меня? Дэнни, о чем ты?
О том, что пора бы тебе начать привыкать к тому, что ты умная и самостоятельная. Нельзя же и дальше считать себя красивой марионеткой, которая если чего и заслуживает, то разве что другую марионетку, вроде Петера. Каллен, меня беспокоит вовсе не то, чтобы ты хранила верность мне; главное, чтобы ты хранила верность себе. Ты ведь изумительная женщина. Боже правый! Совершенно неповторимая, вот почему я люблю тебя. Но в то же время прекрасно понимаю, что я о тебе лучшего мнения, чем ты сама, а это плохо. Это опасно… Пожалуй, я достаточно сказал, правда ведь?
В апреле я вылетела в Афины и познакомилась в самолете с греком по имени Лиллис, который пригласил меня в гости на остров Скиатос. Он красочно описал, как прямо сейчас расцветают маки и как он был бы рад отвезти меня на своем катере на пляж Куку-нарис, искупаться в Эгейском море. «Кукунарис» означает по-гречески «сосновые шишки», и Эгейское море — это тоже Греция. В общем, через полчаса полета я наконец осознала, что действительно лечу в Грецию! Греция — как у Платона Спарта, Греция — любимая страна Генри Миллера[15]. Там меня встретит Дэнни Джеймс, и после двухнедельного тура мы улетим в Милан и начнем жизнь заново. Я была так горда, так возбуждена, что даже не очень возмутилась, когда через несколько часов, во время фильма, Лиллис чересчур осмелел. Я лишь сказала, что это, конечно, очень мило с его стороны, но в Афинах меня встречает муж семи футов ростом, и Лиллис немедленно сник.
Несколько сотен раз я смотрела в иллюминатор, хотя там было темно и ничего не видно. Внизу простирался Атлантический океан. Я оставила работу, забрала все деньги со счета, несколько раз поупражнялась с матушкой по телефону, кто кого перекричит, и в общем и целом взяла свою судьбу в свои руки. Я рискнула проявить отвагу, отвагу и инициативу, и теперь чувствовала себя смельчаком и сорвиголовой — словом, превосходно.
Когда на следующее утро мы приземлились, я увидела море, старые винтовые самолеты камуфляжной окраски и повсюду белые дома. У выхода на летное поле стоял Дэнни.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Поскольку самой первой моей «Европой» оказалась Греция, то я полюбила ее, как любят первенца, от которого ждешь так много, и все, что получаешь, буквально окрыляет.
Переезжая через две недели в Италию, в глубине души я опасалась, что с моими первыми заокеанскими днями ничто уже не сравнится. Не может ведь послеполуденный свет падать на руины стен так же, как падал в Греции. И кому еще придет в голову крепить скатерть к столу широкими резинками, как это делают в греческих уличных ресторанчиках? Вдоль берега по черному песку вели древних мулов, навьюченных арбузами на продажу. Одним махом большого ножа погонщик рассекал арбуз пополам, и красная сладкая мякоть так освежала в послеполуденный зной.
И я была права — все это относилось только к Греции, и постепенно я выучилась не искать этого где-нибудь еще. Но в том-то и заключался самый удивительный сюрприз моего нового мира: искать было вовсе не обязательно, потому что «где-нибудь еще» я выглядывала из окна старой корчмы в Бретани и видела овец, пасущихся на солончаках у серого океана. «Где-нибудь еще» я видела свежую кровь на лицах дублинцев и понимала, что «кровавый разлад», о котором раньше приходилось только читать, действительно кровав. «Где-нибудь еще» фуникулер поднимался по заснеженному склону австрийских Альп и на полпути делал остановку на крошечной станции, чтобы в котел паровоза производства начала века (если не конца прошлого) залили воду.
Милан являл собой контраст уличной суеты и тихих проходных двориков. Я устроилась в берлицевскую школу[16], где обучала итальянских дельцов из молодых, да ранних говорить на американском английском. График у меня был гибкий донельзя, и большинство моих учеников составляли хорохорящиеся юнцы, которые никак не могли решить, заниматься им языком или лучше пофлиртовать с учительницей. Мы привыкли друг к другу, и я научилась не расстраиваться, когда не все в жизни выходило точно так, как задумывалось.
Но освоиться в Европе было ой как нелегко. Осваиваться в Европе и впервые жить не одной часто оборачивалось сплошным разочарованием, неподъемным грузом ответственности и чередой дней, когда единственное, чего мне хотелось, — это биться головой о стену и чтобы меня никто не трогал.
Например? Дэнни был жуткий неряха, а я — аккуратистка. Первый раз, когда он по пути к кровати разбросал свою одежду где попало, я вытаращила глаза, но смолчала. Во второй раз сложила ее наутро в платяной шкаф. В третий раз наорала на Дэнни. Он улыбнулся, как будто не понимал, о чем это я, и сказал, что я похожа на Оскара из «Странной парочки»[17].
Еще меня бесила его полная неспособность к языкам точнее, отсутствие у него малейших комплексов на этот счет. Он мог зайти в лавку на углу, попросить на своем безупречном американском английском пару клубней ямса, соус табаско, немного свежего базилика и две бутылки кока-колы; потом вернуться домой с двумя бутылками колы и как ни в чем не бывало пожать плечами: «Наверно, ямс у них кончился». Я же, поглощенная приготовлением свежего песто
Джонатан Кэрролл — американец, живущий в Вене. Его называют достойным продолжателем традиций, как знаменитого однофамильца, так и Г. Г. Маркеса, и не без изрядной примеси Ричарда Баха. «Страна смеха» — дебютный роман Кэрролла, до сих пор считающийся многими едва ли не вершиной его творчества. Это книга о любви как методе художественного творчества, о лабиринтах наваждения и о прикладной зоолингвистике (говорящих собаках).
Знаменитый архитектор получает необычный заказ — построить в одной из арабских стран музей, посвященный «лучшему другу человека». Все дело в том, что собаки играли мистическую роль в жизни местного царька, не раз спасая ее. Проект музея приходит внезапно — архитектор просто увидел его отражение на стене. Но все идет вкривь и вкось: в стране начинается гражданская война, и здание решено возводить в Австрии. Целая цепь совершенно невероятных событий и происшествий приводит архитектора к тому, что он с ужасом понимает — его заставили строить новую Вавилонскую башню, а истинный заказчик — вовсе не арабский князь…
Когда с вами происходит нечто особенное, найдите поблизости подходящую палочку — и не прогадаете. Это может быть встреча с любимым человеком или его внезапная смерть, явление призрака прошлого или будущего, убийственное выступление румынского чревовещателя по имени Чудовищный Шумда или зрелище Пса, застилающего постель.Когда палочек соберется много, устройте им огненную свадьбу.
В древней европейской столице — Вене — молодой американский писатель пытается заглушить давний комплекс вины, связанный с трагической смертью старшего брата. Заводя новые знакомства, позволяя себе влюбиться, он даже не догадывается, что скоро услышит замогильный клекот заводных птиц и треск пламени из цилиндра мертвого иллюзиониста.
Фрэнни Маккейб, начальник полиции городка Крейнс-Вью, известный читателям по романам «Поцеловать Осиное Гнездо» и «Свадьба палочек», приютил в своем кабинете хромого одноглазого бультерьера.Собака сдохла. Но в могиле оставаться не пожелала.Тут-то все и началось.Выведет ли волшебное разноцветное перо нашего героя из лабиринта фантасмагории?
Неутомимый бабник Винсент Эгрих умер. Но возвращен к жизни ангелами-хранителями – ангелами и в прямом смысле, и в переносном – в обличье двух прекрасных женщин, чтобы защитить от сил Хаоса своего еще не рожденного сына, которому суждено восстановить мировую гармонию. Но в первую очередь Этрих должен вспомнить обстоятельства собственной смерти…Впервые на русском.
Уокер Истерлинг, бывший актер, а теперь сценарист, живет в Вене. Он знакомится с Марис Йорк, бывшей моделью, а теперь художницей. Они хотят пожениться.Но почему коротышка-бородач на велосипеде, похожий на гнома из сказок братьев Гримм, окликает его: «Реднаскела»?Почему Уокеру снится, что в предреволюционной России он был маньяком-убийцей?Почему на венском кладбище он ввязывается в перепалку с двумя старушками на «дельфиньем» языке?Помочь разобраться с этим (а заодно научить его летать) Уокеру обещает калифорнийский шаман Венаск.Венаск еще не понимает, во что ввязался.
Кинорежиссер, снимавший фильмы ужасов, неожиданно кончает жизнь самоубийством, пристрелив заодно и своего пса. Его друг пытается разобраться в причинах этой внезапной трагедии, тем более что перед смертью покойный отправил ему посылку с пятью странными видеокассетами: отснятые события все время непонятным образом изменяются. Выясняется, что один из фильмов ужасов был снят настолько реалистично, что выпустил в мир настоящее Зло, и теперь, чтобы «загнать» его обратно, надо переснять фильм.
В жизни Макса Фишера все складывается удачно. Его комикс «Скрепка» пользуется устойчивой популярностью у широкой публики и благосклонностью у высоколобых критиков, его новая любовь Лили отвечает ему взаимностью, а ее десятилетний сын Линкольн души в нем не чает. Но в прошлом, по ту сторону безмолвия, таятся призраки, угрожающие его счастью, рассудку и самой ткани бытия...