Кости холмов. Империя серебра - [310]

Несмотря на клокотавшую в нем ярость, какая-то часть Тэмуге пребывала в ужасе от задуманного. Он вновь и вновь устало опускал руки, твердя себе, что шанс упущен: его шанс сыграть в истории заметную роль. Но затем всплывала память о братьях, и он чувствовал, как они исподволь смотрят и посмеиваются над его нерешительностью. Всего одна смерть, и ничего более; неужто у него не хватит духу? Чувствуя, как по шее струйкой стекает пот, хранитель библиотек машинально отер ее рукой, привлекая этим движением внимание Яо Шу. Их глаза встретились, и Тэмуге снова ощутил, что не одинок. Ханский советник ничего от него не утаил. Он ненавидел Сорхатани лютой ненавистью, и это побудило и Тэмуге разоткровенничаться о своих мечтах и замыслах.

Сорхатани тем временем распределила дневные задания, отпустила ответственных должностных лиц, а сама повернулась уходить. С ней тронулась и Дорегене, уже что-то по пути обсуждая.

– Одну минутку, моя госпожа, – подал голос Тэмуге.

Слова вырвались из уст как бы сами собой. Сорхатани спешила, а потому в ответ лишь махнула ему – мол, ступай следом – и по лестнице сошла в уединенный переход, ведущий в дворцовые покои. Именно этот ее мимолетный жест и вызвал у Тэмуге вспышку гнева, а вместе с тем и решимости. Терпеть с собой обращение как с каким-нибудь просителем со стороны этой женщины просто недопустимо. И хранитель библиотек бросился вдогонку, черпая силы в присутствии Яо Шу, который тоже подстраивался под его шаг. Воровато оглядевшись на выходе со двора, Тэмуге слегка нахмурился, заметив там по-прежнему бдящего Алхуна.

Сорхатани между тем допустила ошибку: в затененном коридоре она позволила Тэмуге подойти к себе слишком близко. Он попытался ухватить ее со спины за руку, но женщина выдернула пальцы из его потной ладони.

– Что ты хотел, Тэмуге? – бросила Сорхатани. – У меня еще уйма дел утром.

Для слов сейчас вряд ли подходящее время, но Тэмуге, чтобы улучить момент, все же заговорил, одновременно под полой нашаривая нож. Рука отчаянно дрожала.

– Мой брат Чингисхан не захотел бы, чтобы его землями повелевала женщина, – пробормотал он.

В тот момент, когда он вынул нож, Сорхатани напряглась. Дорегене тихонько ахнула и в страхе отступила на шаг. Глаза Сорхатани потрясенно распахнулись. Тэмуге ухватил ее левой рукой, а правую занес, целя в грудь.

И тут запястье ему перехватило с такой силой, что он пошатнулся и ойкнул. Оказывается, его удерживал Яо Шу, взгляд которого был полон ледяного презрения. Тэмуге дернулся, но куда там: стискивает как железной клешней. Сердце от охватившей паники затрепыхалось испуганной птицей.

– Презренная самозванка! – взвизгнул Тэмуге. В углах рта пузырьками вскипала слюна. Он сейчас вряд ли что-то соображал.

– Что ж, Яо Шу, – холодно произнесла Сорхатани. – Получается, ты был прав. – На Тэмуге она даже не взглянула, как будто его здесь и не было. – Извини, что я усомнилась в твоих словах. Но я действительно не думала, что он настолько глуп.

Яо Шу сдавил запястье сильнее, и нож со звоном упал на каменный пол.

– Этот человек всегда был слаб, – сказал советник, встряхнув Тэмуге так, что тот вскрикнул. – Как прикажете с ним поступить?

Сорхатани озадаченно смолкла, и тогда Тэмуге вроде бы опомнился.

– Я последний брат Чингисхана! – зачастил он. – А вы, вы? Кто вы такие, чтобы судить меня? Цзиньский монах и две женщины… У вас и права такого нет!

– Угрозы он не представляет, – продолжал Яо Шу, как будто Тэмуге ничего и не сказал. – Можно отправить его в изгнание, как обычного странника.

– Да, лучше будет его отослать, – дрожащим голосом промолвила Дорегене. Видно было, как ее трясет.

Тэмуге, чувствуя на себе взгляд этих женщин, тяжко вздохнул: его жизнь сейчас всецело в их руках.

– Нет, Дорегене, – рассудила наконец Сорхатани. – Его следует наказать. Он бы к нам снисхождения не проявил.

Она подождала, пока Тэмуге, со сдавленной руганью повозившись в руках советника, утих. Тогда она обернулась к Дорегене, оставляя решение за ней. Но вдова хана лишь качнула головой и ушла с глазами, полными слез.

Тогда Сорхатани повернулась к Яо Шу.

– Отдай его Алхуну, – распорядилась она.

Тэмуге, охваченный внезапным отчаянием, снова задергался, но в железной хватке советника был беспомощен, как ребенок.

– Разве не мы нашли тебя тогда в лесу, монах! – в отчаянии крикнул он. – Я же сам там был! Это же я привез тебя к Чингисхану! Да как ты можешь кланяться этой шлюхе моего племянника!

– Скажи Алхуну, пусть все сделает быстро, – добавила Сорхатани. – Это единственное, на что я могу пойти.

Яо Шу понимающе кивнул, и женщина ушла, оставив их вдвоем. При звуке тяжелых шагов Тэмуге как-то разом поник. Из яркого прямоугольника дверного проема в затененный переход шагнул Алхун.

– Ты слышал? – спросил его Яо Шу.

В полумраке глаза тысячника свирепо блеснули. Одной рукой он ухватил Тэмуге за плечи, чувствуя сквозь ткань хрупкие стариковские кости.

– Слышал, – ответил он. В руке у него был длинный нож.

– Будьте вы оба прокляты, – произнес Тэмуге.

Когда Алхун поволок его обратно на солнце, он заплакал.

На второй день после ночной атаки воины Белы отстроили стены из мешков, дополнительно подперев их сломанными возами и седлами павших лошадей. Лучники теперь стояли на стенах бессменно, но от постоянной жажды люди буквально задыхались. Воды всем хватало лишь на два глотка: один – утром, другой – вечером. Мучились и лошади. Оперев подбородок на грубую холстину мешка, Бела пристально смотрел на монгольскую армию, становище которой расположилось напротив. Уж у врага-то воды вволю: доступ к реке за ним, пей не хочу.