При этих словах лицо Бокардо приняло такое ужасное выражение, что его беспомощный товарищ почувствовал себя погибшим.
— Пощади! Пощади! — взмолился Арройо.
Бокардо молча смотрел на свою жертву.
— Пощади! — прохрипел несчастный. — Клянусь тебе, что, если ты разрежешь эти веревки, я снесу тебя в ближайшую хижину, где тебя вылечат!
— Хорошо! — сказал Бокардо после минутного размышления. — Хорошо, — повторил он странным тоном, — но повернись на другой бок, потому что я не в силах достать до веревок, которыми связаны твои руки.
Арройо послушался, но как только он повернулся на правый бок, Бокардо поднял руку и вонзил кинжал в сердце бандита.
Члены убитого еще двигались в предсмертных судорогах, и убийца с дьявольской улыбкой наклонился над своей жертвой, как будто хотел подметить в его глазах последние следы боли. Но вдруг он вскрикнул и схватился за сердце, кровь хлынула из его рта, и спустя секунду его труп лежал рядом с трупом Арройо…
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Нам остается прибавить всего несколько слов к нашему рассказу.
Капитан дон Корнелио успешно исполнил поручение генерала и, вернувшись из Оахаки, получил наконец давно желанный отпуск. Он, как и рассчитывал раньше, продолжил его до бесконечности и уже не вернулся в ряды восставших. Сдав экзамен, он сделался священником. Позднее, когда по смерти своего скупого отца он получил большое состояние, то взял к себе в дом верного Косталя и Брута и обращался с ними не как со слугами, но как с товарищами по оружию. Все трое дожили до преклонных лет, но осталось неизвестным, удалось ли Косталю отметить свой сотый юбилей.
Оба полковника, Галеана и Валерио, встретили смерть, как всегда хотели сами, — в бою. Морелосу, который, к сожалению, впоследствии запятнал свою славу неоправданными жестокостями, не удалось умереть такою почетною смертью: он был взят в плен королевскими войсками и расстрелян по приговору военного суда.
Благополучие семейства Сильва не нарушалось более никакими несчастьями.
Дон Рафаэль, женившись на Гертруде, был наверху блаженства. Его клятва — бороться с мексиканским восстанием, принудила его остаться на службе. Чин генерала, полученный им впоследствии, был достойной наградой за его храбрость и преданность королевскому делу. Война пощадила его жизнь, а когда восстание можно было считать подавленным, он счел себя свободным от клятвы, вышел в отставку и посвятил оставшуюся жизнь семье.
