Косталь-индеец - [3]

— Ах да, — отвечал Корнелио с некоторым страхом, — но ведь мы еще не находимся в таком ужасном положении.

— Черт возьми, — отвечал капитан очень серьезно, — я чувствую голод, который скоро заставит меня забыть всякое стеснение.

— Но, сеньор, мы ведь не находимся на море, в лодке, из которой никто не может уйти.

Капитан хотел было подшутить над молодым человеком, но затем подумал, что доверчивый юноша может понять его слова буквально, тогда как он хотел только намекнуть о своем намерении отправиться вперед и с ближайшей гасиенды прислать студенту свежую лошадь со съестными припасами и водой.

Дон Корнелио бросил вокруг робкий взгляд и, испуганный пустыней, в которой ему почти безоружному приходилось оставаться наедине со своим сильным спутником, сказал:

— Надеюсь, господин офицер, что ваше сердце не согласно с вашими устами. Что касается до меня, то на вашем месте я поскакал бы вперед в гасиенду Лас-Пальмас и оттуда прислал бы помощь своему отставшему спутнику.

— Вы в самом деле так думаете?

— Конечно!

— Ладно! — воскликнул драгун. — Я последую вашему совету. — Затем, протягивая студенту руку, он прибавил почти сердечным тоном: — Дон Корнелио, мы расстанемся друзьями, надеюсь, что нам не придется встретиться врагами! Будьте спокойны, я не забуду прислать вам помощь.

С этими словами он сильно пожал слабые пальцы студента, отпустил поводья и поскакал по равнине.

«Слава Богу и его святым! — подумал студент со вздохом облегчения. — Этот голодный людоед был бы в состоянии съесть меня с кожей и волосами». Затем он продолжал свой путь, радуясь, что избавился от воображаемой опасности. Наконец за час до солнечного заката достиг он группы хижин, которые были так же пусты, как и прежние. Чувствуя крайнее истощение сил и ввиду жалкого состояния лошади, он решился подождать здесь обещанной офицером помощи.

Гамак из волокон алоэ, казалось, был специально для него подвешен на высоте двух метров от земли между двумя высокими тамариндами. Так как жара все еще стояла удушливая, то Корнелио, расседлав свою лошадь, чтобы она могла свободно пастись, не пошел в душную хижину, а взобрался по стволу тамаринда в гамак, где и расположился, как мог удобнее.

Тем временем наступила ночь, и торжественное молчание воцарилось окрест. Скоро, однако, оно было нарушено странным шумом, который даже непривычное ухо студента не могло спутать со стуком копыт ожидаемой им лошади. Это был беспрерывный рев, глухой, как отдаленные раскаты грома, скорее напоминающий рокот морского прибоя. Иногда путнику казалось также, что к этим странным звукам примешивается хриплый вой ветра. Объятый необъяснимым страхом, прислушивался он к этому грозному шуму, пока наконец усталость не одержала верх над боязнью, и студент погрузился в глубокий сон.

Глава II. ОХОТНИК НА ТИГРОВ

В это самое время, то есть примерно за час до заката солнца, когда Корнелио решился остановиться в уединенной деревушке, двое людей появились на берегу маленькой речки, протекавшей по узкой долине почти в двух милях от того места, где драгун расстался со студентом. Низкие берега речки заросли ясенями и ивами, ветки которых перевивали цветущие лианы. Впрочем, такая мирная картина представлялась только в том месте, где находились двое упомянутых людей; немного далее река, пробиваясь между высокими крутыми, покрытыми роскошной растительностью горами, приобретала бурный характер. Еще далее слышался величественный гул водопада. Один из людей, судя по цвету кожи и внешнему виду, был типичным индейцем: две густые черные косы свешивались с головы на рубашку, подобную тунике, из серой шерсти с черными полосами, не закрывавшую сильных рук медно-красного цвета; кожаный пояс перепоясывал рубашку, поддерживая и короткие, доходившие до колен, штаны из оленьей кожи; ноги были обуты в кожаные ботинки, а голову покрывало сплетенное из камыша сомбреро.

Индеец был высокого для своего племени роста, а его энергичное лицо не имело свойственного покоренным краснокожим рабского выражения.

Его спутником был негр, одетый в лохмотья и не представлявший ничего замечательного, кроме разве выражения неоправданного легкомыслия, с которым он слушал индейца. Время от времени лицо его обнаруживало плохо скрываемый страх.

Пока наши читатели знакомятся с индейцем и негром, первый наклонился над участком берега, почти сплошь покрытым белой глиной.

— Смотри, Брут! — воскликнул он. — Я обещал через полчаса отыскать следы, и вот они тут как тут!

С этими словами индеец с торжеством указал своему черному приятелю на несколько свежих следов, отпечатавшихся на мягкой почве; впрочем, это открытие, по-видимому, вовсе не произвело радостного впечатления на негра.

— Они прошли здесь не более получаса назад, — продолжал индеец, — потому что вода в этой луже еще мутна и желтовата. Попробуй-ка сосчитать, сколько их тут было.

— Мне было бы приятнее уйти отсюда, — возразил негр, тщетно стараясь последовать совету индейца, которого звали Косталем, и сосчитать следы. — Jesus Maria! — воскликнул он вдруг. — Да тут прошло целое стадо тигров.

— Дурак! Ты преувеличиваешь! Сосчитаем вместе. Раз, два, три, четыре; самец, самка и двое молодых. Вот отрадное зрелище для тигреро!