Космонавты Сталина. Межпланетный прорыв Советской Империи - [31]

Лякидэ не дает ответа, отправляя персонажей еще дальше – к Урану и Нептуну. И снова перед нами – остывшие звезды, окруженные сонмами мертвых замерзших планет.

Загрустив от вида унылых пейзажей, пророчащих неизбежность гибели всего живого, путешественники возвращаются к Марсу, к тому образцу социальной организации, которую автор считает близкой к абсолютному идеалу. И последней фразой длиннющего астрономического романа звучит патетическое восклицание: «Да здравствует Марс!»

Я не могу сказать, насколько обдумано Лякидэ коснулся проблематики, которая будет источником вдохновения для российских писателей (и не только фантастов) на протяжении первой половины XX века, – ведь в его романе нет ни слова о социальной реорганизации, о необходимости революционного преобразования мира и общества, но наметившуюся тенденцию он чутко уловил. Его космическая птица не способна летать по определению (то есть здесь нет технического замысла), но она сродни тем мифическим аппаратам, на которых летали к звездам герои народных сказок и литературных легенд. Значит, она не машина пространства, но машина времени, позволяющая путешествовать между эпохами, увидеть прошлое и будущее нашей цивилизации, а воображаемые планеты – лишь символы эпох и лучшей из них, нашим ближайшим будущим является Марс…

Хотя если бы Лякидэ пожелал занять нишу «русского Жюля Верна», то у него могло получиться. Более того, он был способен сделать следующий шаг – астрономическая одиссея «В океане звезд» демонстрирует вполне достойный опыт по конструированию сложных, но внутренне непротиворечивых миров.

Следующий пример. Роман Н. Н. Холодного «Борьба миров.» Издан на рубеже веков – в 1900 году.

Эта вещь совсем из другой оперы. Если наш гипотетический литературовед будет продолжать ворчать, что в начале XX века не было хорошей художественной фантастики, то его нужно отослать именно к этому тексту.

Подзаголовок произведения Холодного привлекает внимание уже сам по себе: «Астрономический, физический и фантастический роман» – что бы это значило?

Вызывает вопросы авторство. Кто такой этот Н. Н. Холодный? В энциклопедиях о нем ничего не сказано, а значит, мы вольны предположить, что это чей-то псевдоним. Впрочем, роман говорит сам за себя и каких-то дополнительных подтверждений литературного мастерства автору совершенно не нужно, чтобы читатель понял: перед ним образчик отличной прозы.

«Борьба миров» написана как своеобразная антитеза популярным в самом конце XIX века апокалиптическим романам, вроде «Войны миров» Герберта Уэллса или «Конца мира» Камилла Фламмариона. Многословной патетике западных романистов Холодный противопоставляет легкий ироничный стиль в духе знаменитого «Сатирикона» с использованием современных автору идиомов, словечек, выражений.

Начинается роман с интригующей ноты: к Земле приближается комета, в течение месяца она столкнется с нашей планетой и современная цивилизация будет уничтожена!.. Об этом пишут в газетах, но ничего особенного не происходит. Население продолжает жить как жило раньше, ходить на службу, болтать о политике, тетешкать детей, изменять супругам. Надвигающаяся катастрофа проявляется лишь через истерику газетных обозревателей, через темы публичных лекций астрономов и философов, через популярное среди москвичей шоу «Столкновение земли с кометою.».. Но все начинает меняться, едва сияющий хвост космической странницы заполняет небо и каждому становится очевидно, что смерть близка и неотвратима. Флер цивилизованности сразу же слетает, и милые российские обыватели превращаются в дикарей, существующих по законам джунглей. Финал романа необычен. Главные герои, за перипетиями жизни которых с напряженным интересом следит читатель, избежали гибели, покинув обреченный Петербург на воздушном шаре (намек на Жюля Верна?), однако персонаж, от лица которого идет рассказ, поутру сожалеет об этом, подозревая, что теперь все снова вернется на круги своя, к привычной и опостылевшей жизни:

«…Опять, значит, все та же повседневная, серенькая, бесконечно-скучная или трагически-безотрадная сутолока!(…) Снова то же переливание из пустого в порожнее, все то же перескакивание из кулька в рогожку! Опять, значит, та же постоянная забота о куске хлеба и всегдашняя боязнь потерять его; опять страсть и пресыщение, любовь и разочарование, стремление к чему-то, называемому людьми идеалами, и видимая несбыточность их осуществления!(…) Боже мой, зачем же я спасся? Неужели затем, чтобы все-таки не сегодня, так завтра, не завтра, так, наверное, послезавтра бесследно исчезнуть с лица земли, но не при фантастически-великолепной обстановке, вызванной борьбой миров, не так мгновенно и почти без страданий, а, вернее всего, где-нибудь в богадельне или просто на улице после долгих, мучительно-долгих лет страданий и физических, и нравственных?..»

В заключительных словах слышится знакомая нам тоска по более яркому и осмысленному миру – по утопии, ради приобщения к которой не жалко пожертвовать самой жизнью.

В этой связи по особому смотрится и эпизодическое появление в «Борьбе миров» жителя Марса. Рассказчику снится сон, будто бы упавшая комета вышибла его в космическое пространство (снова Жюль Верн?), он переносится на Марс, где встречает обнаженного гуманоида и вступает с ним в легкую словесную дуэль по поводу странных обычаев землян.