Космология монстров - [37]

Когда мы подъехали к дому мистера Рэнсома и Юнис указала на наш прежний дом, я испытал жуткое разочарование: это было обычное кирпичное строение с ржавым фургоном на подъездной дорожке и заросшим двориком, посреди которого торчало одинокое дерево.

– И это все? – спросил я.

– Когда мы здесь жили, лужайка выглядела приличней, – сказала мама.

Сидни, сидевшая на переднем сиденье и демонстративно смотревшая в другую сторону, сказала:

– Это был хороший дом. Лучше, чем то место, где мы живем сейчас.

Впрочем, дом мистера Рэнсома оказался лишь немногим ухоженней. Нам пришлось пройти по утопающей в колючей траве дорожке, перешагнуть через мокрые газеты и нырнуть под низко свисающую ветку дерева, прежде чем мы достигли крыльца. Мама позвонила, и на порог вышел сам мистер Рэнсом в рубашке, застегнутой на все пуговицы. Его свежевыбритая шея пестрела маленькими окровавленными кусочками туалетной бумаги. Он приглашающе дернул головой, слегка смяв воротник рубашки.

Внутри дом выглядел лучше – на стенах гравюры в рамках, лампы с декоративными абажурами, мебель, оббитая девственно-белой тканью и защищенная блестящими пластиковыми чехлами, – но пахло затхлостью и пылью, словно здесь никто давно не жил.

– Я заказал еды, – сказал мистер Рэнсом и провел нас к кухонному столу, заваленному коробками с пиццей, бумажными тарелками, пластиковыми стаканчиками и пластиковыми же столовыми приборами. Выглядело это странно – как стол для вечеринки по случаю дня рождения очень грустного ребенка. Не хватало только остроконечных колпачков и декоративной скатерти.

– Здесь… целая куча всего, – произнесла мама.

– Еду доставили раньше, чем я рассчитывал, – сказал мистер Рэнсом извиняющимся тоном. – Наверное, уже остыло.

– Ничего, мы разогреем, – ответила Салли, затем открыла одну из коробок, потрогала корочку и понесла пиццу на кухню, словно находясь у себя дома.

– А у вас есть ванная комната? – спросил я.

– Без нее дом не дом, верно? – ответил мистер Рэнсом и улыбнулся, показав тем самым, что это была шутка. – В конце коридора слева.

Я прошел через пыльную гостиную и направился в коридор, постеснявшись признаться, что пока не знаю, где лево, а где право. В коридоре было три двери. Я выбрал одну наугад, открыл ее и щелкнул выключателем. Это оказалась спальня какого-то мальчика: на это указывали простыни с «Властелинами Вселенной», занавески с «Суперменом» и игрушечный набор «Пещера Бэтмена» в центре комнаты, причем сам Бэтмен лежал перед ним вниз лицом, словно брошенный в спешке посреди игры.

Поскольку в этом году у нас были большие проблемы с деньгами, то и новых игрушек мне не дарили. Когда на волне успеха фильма на полки магазинов хлынули потоки игрушек с Бэтменом, я мог только смотреть на них и облизываться. «Пещера Бэтмена» стала для меня Святым Граалем: кусок серого формованного под камень пластика с красными лестницами и синими платформами, на которых любил стоять и размышлять Бэтмен. Рядом Бэткомпьютер с огромным монитором, на котором он мог разгадывать всяческие загадки, а с задней стороны – камера для преступников и хитрая ловушка в полу, способная сбрасывать злодея (или героя) в глубокую яму.

Я склонился над «Пещерой Бэтмена», и во рту моем пересохло. Не помня себя, я взял в одну руку Бэтмена, а другой стал оценивать свободное пространство в моем кармане. Кто-нибудь заметит выпирающую из него шишку? И вообще – разве это воровство? Семья мистера Рэнсома уехала. Кто заметит пропажу одной-единственной игрушки?

– Заблудился?

Я выронил игрушку и чуть не закричал от неожиданности. У входа в комнату стоял мистер Рэнсом. Я сцепил руки за спиной и признался:

– Я не знаю, где лево, где право. А потом я увидел эти игрушки…

– Это комната моего сына Кайла, – перебил он.

– Я думал, он здесь больше не живет.

– Надеюсь, что когда-нибудь он приедет ко мне, хотя бы навестить. Я хочу, чтобы комната оставалась нетронутой – такой, какой он ее помнит.

– Это очень… здорово с вашей стороны, мистер Рэнсом, – ответил я, чувствуя, как стыд обжигает мне лицо.

– Ванная напротив, – сказал он, затем вывел меня из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

Я открыл дверь ванной, а мистер Рэнсом пошел обратно в гостиную. Но прежде, чем я вошел внутрь, он меня окликнул:

– Левая сторона – там, где сердце, – сказал он и приложил руку к груди.

Я повторил жест за ним, и на мгновение мы недвижно стояли лицом к лицу с таким видом, будто произносим клятву верности.

Впоследствии я часто вспоминал этот момент. Когда-то наша левая сторона считалась зловещей или дурной. Если ты был левша, то это однозначно указывало на свойственный тебе моральный изъян. Учителя нещадно лупили линейкой тех, кто писал левой рукой. Поэтому мне кажется глубоко символичным, что сердце – оно же символ любви и орган, предположительно управляющий важнейшими решениями нашей жизни, – бьется с левой стороны нашего тела.

Когда я вернулся в гостиную, все уже сидели перед разогретой пиццей.

– Дело вот в чем, – говорил мистер Рэнсом, пока я забирался на стул возле Юнис. – Мы слишком серьезно потратились на нашу летнюю постановку «Звуки музыки», и теперь у школьного кружка осталось денег только на одно представление. Но проблема в том, что по плану в этом году мы должны поставить еще четыре.