Космическое семейство Стоун - [13]

Доктор Стоун выписала все варианты:

Неустрашимый Икар Курятник Сьюзен Б. Энтони Корабль его величества «Передник» «Известный английский мюзикл.» Железный герцог Ветошь Утренняя звезда Звездный фургон Странник Ко всем чертям Шалтай-Болтай Вперед Викинг — Можно было надеяться, — проворчал Роджер, — что поскольку вокруг этого стола собралось столько хваленых умников, то хоть один проявит что-то похожее на оригинальность. Почти все названия из этого списка можно найти в Большом регистре, причем половина кораблей еще на ходу. Предлагаю выкинуть все избитые, затертые, бывшие в употреблении имена и рассматривать только оригинальные. Хейзел подозрительно посмотрела на него. Что же тогда останется? Ну…

— Ты и раньше подглядывал, правда? По-моему, я видела, как ты читал бумажки еще до завтрака.

— Мать, твое обвинение лишено почвы, неуместно и недостойно тебя.

— Зато справедливо. Ладно, давайте голосовать. Или кто-нибудь хочет произнести предвыборную речь?

Доктор Стоун постучала по столу наперстком.

— Будем голосовать. У меня еще сегодня собрание медицинской ассоциации.

В качестве председателя она постановила, что название, получившее в первом туре менее двух голосов, исключается. Голосование было тайным. Когда Мид подвела итоги, оказалось, что семь названий получили по одному голосу, а два голоса не получило ни одно. Роджер Стоун встал и отодвинул стул.

— Вряд ли следовало ожидать согласия в этой семье. Я иду спать. А утром зарегистрирую корабль под названием «Тупик».

— Ну что ты, папа! — ужаснулась Мид, — Вот увидишь. А еще лучше «Власяница». Или «Сумасшедший дом».

— Неплохо, — согласилась Хейзел. — Похоже на нас. С нами не соскучишься. — Ну, что касается меня, — возразил Роджер, — я был бы не против некоторой доли пристойного однообразия.

— Чепуха! Наша стихия — перемены. Для таких перекати-поле, как мы…

— Что такое перекати-поле, бабушка Хейзел? — спросил. Лоуэлл.

— Это… ну, такое растение.

Роджер щелкнул пальцами.

— Хейзел, ты только что дала имя кораблю.

— То есть как?

— «Перекати-поле». Нет, «Перекати-Стоун».

— Мне нравится. Роджер, — сказала доктор Стоун. — Мид?

— Хорошо звучит, папа.

— Хейзел?

— Это один из твоих светлых дней, сынок.

— Если убрать завуалированное оскорбление, то это, полагаю, означает «да». — А мне не нравится, — заметил Поллукс. — «Перекати-поле», «голь перекатная». Мы-то с Касом собрались разбогатеть.

— Четверо против троих, даже если вы переманите Вундера на свою сторону. Большинство. «Перекати-Стоун».

Несмотря на большие размеры и огромную мощность, космические корабли устроены, в сущности, очень просто. Любая техника проходит три стадии развития. Первая — это простой, грубый и неэффективный механизм. Вторая невероятно усложненный механизм, способный возместить недостатки первого и достигающий определенной производительности путем чрезвычайно сложных компромиссов. Третья, заключительная — это изящная простота и высокая производительность, основанная на правильном понимании законов природы и, соответственно, на правильном конструировании, В области транспорта первую стадию представляет повозка, запряженная волами, и весельная лодка.

Вторую стадию с успехом может представлять автомобиль середины двадцатого века до начала межпланетных полетов. Эти ошеломляющие музейные экспонаты были для своего времени быстрыми, красивыми и мощными машинами, но внутри у них находилась целая коллекция механических нелепостей. Первичный двигатель сей колесницы человек мог бы свободно держать у себя на коленях. В остальном этот безумный механизм состоял из скопища задних мыслей, призванных исправить неисправимое, то есть фундаментальную ошибку конструирования: автомобилям и даже первым самолетам источником энергии (если его можно так назвать) служил поршневой двигатель.

В поршневом двигателе было несколько миниатюрных тепловых двигателей, использующих — в изначально непроизводительном цикле — небольшой процент тепла экзотермической химической реакции, которая прерывалась и вновь возобновлялась каждую долю секунды. Большая часть этого тепла преднамеренно сбрасывалась в «водяную рубашку», или «систему охлаждения», а потом через теплообменное устройство уходила в атмосферу.

Под действием того немногого, что оставалось, металлические болванки сновали взад-вперед как ненормальные (отсюда и название «поршневой») и через передаточный механизм заставляли вращаться вал и маховик. Маховик не обладал стабилизирующими свойствами (хотите верьте, хотите нет). Его задачей было копить кинетическую энергию в тщетной попытке покрыть грехи поршневого механизма. Вал наконец-то заставлял вращаться колеса, и таким образом эта куча железа ехала по дороге.

Первичный двигатель использовался только для ускорения и преодоления «трения» — это понятие тогда широко применялось в технике. При торможении, остановке и повороте герой-водитель использовал силу собственных мускулов, с грехом пополам увеличенную путем системы рычагов. Несмотря на название «автомобиль», в этих машинах не было автоматического управления. Управление, как умел, осуществлял человек, долгими часами тараща глаза за грязное органическое стекло. Он без всякой помощи и порой с катастрофическими последствиями оценивал собственное движение и движение других машин. В большинстве случаев водитель понятия не имел о количестве кинетической энергии, накопившейся в машине, и не смог бы составить простейшего уравнения. Ньютоновы законы движения были для него столь же глубокой тайной, что и сущность Вселенной.