Космический маразм - [2]

Я существовал, и этим ограничивалось то, что я мог тогда делать. Я не думал, не чувствовал, не видел. Но тут словно бы включили свет, так что как раз появились чувства.

Передо мной, или, вернее, с одной стороны от меня, ведь трудно сказать, где у точки зад, а где перед, висели огромные чёрные сгустки тьмы. Близкие по форме к параллелепипедам, они напоминали надгробные плиты, по неведомой причине парящие в пространстве. Они казались одновременно и полупрозрачными, и плотными, массивными, и в то же время невесомыми. Плиты были покрыты множеством экранчиков, рычажков, клавиш и Бог знает каких ещё крохотных элементиков, которые словно бы ждали своего часа, и, похоже, этот час приближался. Плит было много, то есть больше одной – ведь тогда я мог оперировать только числами «ноль», «один» и «много».

Плиты располагались полукругом, в центре которого таким же чудесным образом висело существо. Оно походило на человека, но человеком не являлось — слишком много ног, глаз и рук, морщинистая блестящая кожа желтоватого оттенка, короткий загнутый книзу клюв... Хотя я не очень уверен, можно ли это назвать клювом — я мог различить на нём улыбку, а это, как правило, для клювов не характерно.

Существо зашевелилось и протянуло все свои руки к плитам. Из одного этого жеста мне сразу стало ясно, что произойдёт дальше. Вот представьте себе рояль. Подходит человек во фраке, откидывает фалды, садится на поворотный стульчик, поднимает крышку... Вы же знаете, что должно случиться?

Собственно, это и произошло. Многорукий пианист начал играть на плитах. Его пальцы ощупывали грани, нажимали кнопки, щелкали рычажками, и по экранам побежали надписи, а индикаторы заморгали, как гирлянды на новогодней ёлке. Трудно сказать, было ли это andante или allegro con spirito, но я почувствовал музыку. Я ощущал, как она протекает сквозь меня, придавая мне массу, смысл и сознание. Я видел, как внутри плит рождается нечто, готовое набухнуть, взорваться, разлететься во все стороны ярким потоком... И взорвалось.

Меня несло прочь от плит, кружа в разноцветном вихре, и я успел только рассмотреть, как улыбающийся пианист тоже растворяется в струях музыки, разваливаясь на части. Я летел и летел прочь, всё больше набирая вес, вокруг меня появлялись знакомые объекты, образы и звуки вроде тиканья часов на стене.

Короче говоря, я осознал, что зовут меня Владимир Каллистратович Ясоний, что я лежу в тёплой смятой постели - как и обычно, в одиночестве - и только что видел один из своих бестолковых снов, навеянный очередной порцией прочитанной и просмотренной фантастики.

Надо сказать, что сны мне снились часто, особенно про космос. Обычно - просто чёрное небо, усеянное помигивающими звёздами, иногда причудливой формы корабли на фоне этого неба, а иногда... Ну, в общем, некогда мне было рассуждать о снах, поскольку меня ждал Фёдор.

Я откинул одеяло, встал и решил, что не нужно делать зарядку, потому что времени нет, да и лень. Умылся и побрился, заглотил стакан подозрительно пахнущего кефира, параллельно натягивая футболку и джинсы. Обулся, вернулся в комнату за сумкой, остановился возле раскрытой книги Хайнлайна, прочитав несколько строк, затем заметил листочек, на котором были записаны дела на сегодня:

1. Лекции

2. Тамара

3. Соль

Я вообще всегда любил составлять списки. Мне казалось, что если выстроить в ряд несколько единиц чего бы то ни было, да ещё и пронумеровать, это придаст мыслям чёткость и ясность. Ну и глупый же я тогда был. Впрочем, извиняет меня то, что я почти никогда этим спискам не следовал.

В тот раз я, усмехнувшись, вычеркнул из списка Тамару, и, вполне удовлетворённый, вышел из квартиры.

Да. Ну, так вот. О той истории, которую я начал рассказывать. Я тут подумал, а не является ли она заодно и самой длинной историей в моей жизни. Дело в том, что начала у неё, собственно, нет, а конца пока нет, и вообще он вряд ли предвидится. Можно даже сказать, что сейчас я нахожусь прямо в середине этой истории... Впрочем, я забегаю вперёд.

Я скакал по лестнице вниз – примерно так же, как скачут все молодые люди двадцати одного года, вовсе необязательно такие высокие худощавые блондины, как я. Разглядывал надписи на стене, наполненные ужасно ценной информацией типа «Лысый – лох», «Тащюсь от эмо» и даже «Fcak yuo» - что бы это ни означало. Пробегал мимо стареньких почтовых ящиков и заметил, что в моём что-то белеет.

Это оказалось письмо от родителей. Вот уже год как они уехали преподавать русский язык в Свазиленд, так что я был предоставлен сам себе, чем и пытался пользоваться на все сто процентов. Единственным минусом в отсутствии предков я находил нехватку чистых носков и глаженых рубашек, впрочем, и от этого не особо страдал.

Засунув письмо в сумку, я вышел из подъезда и зашагал в сторону проспекта, где и запрыгнул в отъезжающий автобус с цифрами «7», «6» и «1» в номере. На ходу я пытался достать из кармана мобильник, который с завидным упорством уже с минуту исполнял «Имперский марш».

- Привет, - донёсся из туманной дали телефонного эфира знакомый голос Фёдора. – Ты где?