Космический Апокалипсис - [242]

— Иди же, свинья! Давай кончай меня! Мне все осточертело. Не хочу видеть этого! Кончай же!

Где-то на борту конического корпуса мелькнул оранжевый огонек внутреннего освещения — это открылся люк. Вольева ожидала появления какого-то тупого и отвратительного оружия и, напрягаясь, старалась вспомнить, что именно скрывается в том месте, где был этот люк. Что-нибудь такое, что она сотворила в припадке пьяного вдохновения…

Вместо этого из борта вылез шаттл и медленно направился к ней.

Если верить тому, что Паскаль рассказывала Хоури, то получалось, что нейтронная звезда фактически таковой не была. А если точнее, то была ею раньше или будет в будущем, если не помешает воздействие какой-нибудь третьей силы. В деталях говорить об этом Паскаль наотрез отказалась. Но общий смысл был ясен. Эту нейтронную звезду превратили в гигантский, невероятно быстро работающий компьютер, который обладал фантастической способностью связываться со своими прошлыми и своими будущими «Я».

— А что тут делаю я? — спросила Хоури, когда они спустились вниз. — Нет, лучше я спрошу иначе: а что тут делаем мы? И как это получилось, что ты знаешь обо всем этом куда больше меня, да еще так внезапно всему научилась?

— Я уже говорила тебе, — ответила Паскаль, останавливаясь на ступеньке, — что пробыла в матрице дольше тебя. Послушай, Хоури, тебе не понравится то, что я сейчас скажу. Дело в том, что ты мертва… во всяком случае сейчас.

Хоури удивилась меньше, чем сама ожидала. Сказанное Паскаль показалось ей вполне естественным.

— Мы погибли в приливно-отливных колебаниях гравитации, — совершенно спокойно продолжала Паскаль. — Мы слишком приблизились к Гадесу, и перепады разорвали нас в клочки. Надо сказать, это было пренеприятное испытание, но большая часть твоих ощущений не была записана, так что сейчас ты об этом ничего не помнишь.

— Записана?

— Согласно всем законам природы, нас должно было разнести на атомы. В известном смысле именно это с нами и произошло. Но информация, которая нас описывает, была сохранена в потоке гравитонов, который лился между тем, что осталось от нас, и Гадесом. Эта сила убила нас, записала нас, передала информацию о нас коре…

— Понятно, — медленно ответила Хоури, уже готовая принять сказанное как данность, во всяком случае, на какое-то время. — И что же произошло, когда нас передали в кору?

— Мы… хм… были смоделированы назад — к жизни. Конечно, моделирование в коре идет несравненно быстрее, чем в реальной жизни, и я провела там несколько десятилетий субъективного времени.

Голос ее звучал так, будто она считала нужным извиниться за свое поведение.

— А я не помню, чтобы я где-то провела несколько лет.

— Это потому, что с тобой было все не так. Нас оживили, но ты тут оставаться не захотела. И поэтому ничего не помнишь. Фактически ты сама отказалась от этих воспоминаний. Тут не было ничего такого, что могло удержать тебя.

— Намекаешь, что здесь есть нечто, способное удержать тебя?

— Разумеется, — удивилась Паскаль. — Еще бы! Но до этого мы еще дойдем.

Они спустились по лестнице почти до конца. От этого места отходил освещенный коридор, где посверкивали разноцветные огоньки, явно заимствованные из сказок о феях. Стены, когда Хоури обратила на них внимание, показались ей живыми от того искусственного сияния, которое она видела на поверхности Гадеса. Создавалось впечатление интенсивной деятельности, сложнейших алгебраических расчетов, ведущихся где-то на расстоянии протянутой руки.

— Что я такое? — спросила Хоури. — И что такое ты? Ты сказала, что я умерла. Но я-то этого не ощущаю. И я не чувствую, что смоделирована на какой-то там матрице. Я же была на поверхности, разве не так?

— Ты состоишь из плоти и крови, — ответила Паскаль. — Ты умерла, и тебя создали заново. Твое тело сконструировано из химических элементов, уже присутствовавших в матрице наружной коры, а затем тебя реанимировали и довели до уровня возникновения сознания. Скафандр, который ты носишь, тоже восстановлен матрицей.

— Ты хочешь сказать, что когда-то некто, одетый в скафандр, неосторожно приблизился к Гадесу и был убит гравитацией…

— Нет… — Паскаль осторожно подбирала слова. — Нет. Есть и другой путь в матрицу. Гораздо более легкий. Или был когда-то, во всяком случае.

— Должно быть, я все же мертва. На нейтронной звезде нельзя жить. И в ней — тоже нельзя, — уж если говорить начистоту.

— Я ж тебе говорила — это не настоящая нейтронная звезда, — и она объяснила, как это стало возможно. Как матрица сама создала «карман» вполне выносимой гравитации, в котором они могут существовать. Как этому способствовала циркуляция в более глубоких горизонтах коры огромных количеств дегенерировавшей материи. Возможно, она является побочным продуктом процесса компьютерного моделирования. А может быть — нет. Но подобно линзам, вызывающим рассеивание луча, поток этой материи отвел гравитацию прочь. Другие же не менее могучие силы удерживали в это время стены от обрушивания на скоростях чуть меньше скорости света.

— А как было с тобой?

— Я не такая, как ты, — ответила ей Паскаль. — Тело, которое я ношу, — оно что-то вроде марионетки. Я его надела, чтобы встретиться с тобой. Оно создано из того же ядерного вещества, что и кора. Нейтроны связаны странными кварками, и поэтому я не разлетаюсь на частички под напором собственного квантового давления, — Паскаль дотронулась до лба. — И я сама не мыслю. Мышление — оно тут кругом — в самой матрице. Ты меня уж извини, хоть это и может показаться грубостью, но у меня наверняка мозги бы закостенели, если бы меня заставили день-деньской ничего не делать, а только трепать языком с тобой. Я уже говорила, что наши вычислительные уровни совершенно различны. Ты не обиделась? Правда? В этом нет ничего личного. Надеюсь, ты это поймешь.